Н.А.Некрасов жил и творил в переломное для России время – 60-70 гг. 19 века. В это время крепостное право окончательно себя изжило, и во всем обществе назревали перемены. Поэзия Некрасова выражала мысли, чувства и надежды передовых людей, призывала к борьбе за права угнетенного крестьянства. Но несмотря на ненависть к царскому строю, поэт любил Россию глубокой, сыновней любовью, и поэтому образ матери-родины постоянно встречается в его стихах. «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь!» - с такими словами обращался Некрасов к Родине в своем творчестве.
«Родина» - одно из самых проникновенных творений поэта на эту тему. В стихотворении, написанном в 1846 году, показано настроение молодого человека с честной и доброй душой, взглянувшего вокруг умными и внимательными глазами. Как видно из содержания, лирический герой родился и вырос в семье помещика, который не отличался доброжелательным отношением к своим крепостным:
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов.
Детские годы молодого человека прошли в условиях барской вседозволенности как над крестьянами, так и над членами семьи: матери и сестры лирического героя. В первых строках отчетливо звучит позиция автора по отношению ко всему происходившему в родном поместье. Он обвиняет “отцов” за их “тиранство”, “разврат”, “чванство”, видит в этом корень зла, причину всех бед, происходящих и в этом поместье, и в миллионах других по всей России. В целом стихотворение можно охарактеризовать как негативное воспоминание об отчем доме:
Нет! в юности моей, мятежной и суровой,
Отрадного душе воспоминанья нет.
Значительная роль отведена женским образам. Мать, сестра и няня молодого человека показаны сильными личностями, но полностью подчиненными воле барина:
Я знаю, отчего ты плачешь, мать моя!
Кто жизнь твою сгубил... о! знаю, знаю я!..
Навеки отдана угрюмому невежде...
Читая стихотворение, мы понимаем противоречивость характера лирического героя: он одновременно и любит свою родную деревню, и ненавидит. Он и восхищается ею: «И вот они опять, знакомые места», «Всему начало здесь, в краю моем родимом!..»; и в то же время «с отвращением кругом кидая взор», и грудь его «полна враждой и злостью новой...». Эти противоречия отражают и мнение самого Некрасова: и он, и его лирический герой любят Родину, любят Россию, ее поля и луга, но не могут выносить существующий строй, когда одни имеют право принижать и эксплуатировать других. Но лирический герой признается и в своем недостойном житье: в юности он не в силах был противостоять среде. Но именно воспоминания детства пробудили в нем желание изменить окружающее, сделать жизнь людей лучше:
Но всё, что, жизнь мою опутав с первых лет,
Проклятьем на меня легло неотразимым, -
Всему начало здесь, в краю моем родимом!..
Лирический герой открывает перед читателем горькую правду, которая заключается в том, что эпоха вседозволенности рождала таких людей, как его отец. Им было можно делать с другими все что угодно, несмотря на возраст и пол. По большому счету, для такого барина было безразлично, кого угнетать: рабов, слуг, женщин, членов семьи или дворовых собак. Особенно ярко это выражено в последних строках стихотворения:
И только тот один, кто всех собой давил,
Свободно и дышал, и действовал, и жил...
Все чувства лирического героя в стихотворении переданы очень эмоционально. Некрасов достиг этого, мастерски подбирая нужные слова и использую поэтические приемы. В первой строфе он обличает крепостнический строй, не боясь применять такие слова и выражения, как «разврат», «тиранство», «чванство», «жизнь…бесплотна и пуста», «трепетные рабы». Несмотря на некоторую грубость этих слов, читатель ярко и реалистично видит жизнь помещиков. Лирический герой выражает свою злость и негодование, вспоминая поведение помещика: «И грудь моя полна враждой и злостью новой...», «И с отвращением кругом кидая взор,/С отрадой вижу я, что срублен темный бор». Но есть в его эмоция место для нежности и печали: «Отрадного душе воспоминанья нет». С особенной теплотой он обращается к образу матери и сестры:
Но, матери своей печальную судьбу
На свете повторив, лежала ты в гробу
С такой холодною и строгою улыбкой,
Что дрогнул сам палач, заплакавший ошибкой.
…..
Тебя уж также нет, сестра души моей!
Но, пожалуй, самой эмоциональной является в стихотворении «Родина» первая, начальная строфа, в которой экспрессивность (выражение чувств, эмоциональность) достигается с помощью ярких, реалистичных, даже пафосных слов и выражений. Также в этой строфе автором применен прием противопоставления: «жизнь… текла среди пиров», «рой… трепетных рабов».
В конце стихотворения лирический герой со злорадством описывает разваливающийся дом, дремлющее стадо и выжженные нивы. Причем, он нисколько об этом не жалеет. Он надеется, что вместе с завалившимся набок домом, срубленным бором и ушедшим в небытие хозяином, который “всех собой давил”, уйдет и страшное время гнета и печали.
Несмотря на отрицательный тон стихотворения, прочитав его, начинаешь верить в лучшее, в то, что старое и отжившее отмирает, уступая место новому и лучшему. В это верил и на это надеялся Некрасов в своих стихах о России, и, насколько он ненавидел крепостной строй, разрушающий страну, настолько же он любил свою Родину.
Сочинение
Николай Алексеевич Некрасов - поэт небывалой совестливости, горькой иронии и пронзительной боли. Его поэзия жива народным духом, чаяниями и страданиями людей. Поэзия Некрасова отражала правду жизни, оттого так горько говорит автор о своем народе. Стихотворение “Родина”, написанное в 1846 году, отражает настроение молодого человека, с честной и доброй душой, взглянувшего вокруг умными и внимательными глазами. Мало утешительного видит патриот в окружающей жизни.
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства.
В этих строках отчетливо звучит позиция автора по отношению ко всему происходившему и происходящему сейчас. Он не только обвиняет “отцов” за их “тиранство”, “разврат”, “чванство”, но признается и в своем недостойном житье: он не в силах был противостоять среде.
Ненависть в душе постыдно притая,
Где иногда бывал помещиком и я...
Автор обозначает основное зло - крепостное право: безраздельное распоряжение себе подобными. Это уже грех - владеть людьми и эксплуатировать “крещеную собственность”. Вседозволенность рождает в одних звериные инстинкты, но в других, лучших людях, - желание изменить окружающую жизнь, так не похожую на человеческую.
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов.
И опять обращение к женской доле, теперь уже матери, а затем и сестры, мало отличающейся от рабской. Еще тяжелее было культурным и воспитанным женщинам терпеть ежедневное попрание достоинства от грубого и себялюбивого “спутника жизни”, держащего своих крепостных девушек в наложницах.
Ты жребий свой несла в молчании рабы...
Но знаю: не была душа твоя бесстрастна;
Она была горда, упорна и прекрасна...
Становится понятно и оправдано то злорадство, которое охватывает лирического героя при виде всеобщего запустения и разрухи. Он надеется, что вместе с завалившимся набок домом, срубленным бором и ушедшим в небытие хозяином, который “всех собой давил” и один дышал свободно, уйдет и страшное время, ведь должно же что-то измениться... Но не так-то просто все в человеческой жизни. Автор это прекрасно понимает:
Проклятьем на меня легло неотразимым.
Горечь, боль и тоска слышатся в этом стихотворении. Автор не видит существенных перемен, на которые мог бы рассчитывать.
И еще хочется обратить внимание на одну особенность этого стихотворения и лирики Некрасова в целом. Не следует считать “я” обязательно авторским, это может быть и голос его лирического героя, и собирательного образа, и личным “я”, но чаще это синтез всех этих голосов. Именно поэтому они звучат так пронзительно, доходят до сердца и души читателя. Именно об этом и мечтал поэт.
Поводом для написания стихотворения стало посещение Некрасовым родового поместья в селе Грешнево, которое находилось в Ярославской губернии. Именно в старом доме жил его отец и его предки. Как вспоминает поэт, жизнь помещиков протекала среди постоянных пиров, разврата, пьянства и измываниями над крестьянами. При этом самих крестьян автор представляет в образе подавленных рабов, которые находились в таком положении, что могли позавидовать даже жизни хозяйского скота.
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь текла отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов,
Где было суждено мне божий свет увидеть,
Где научился я терпеть и ненавидеть,
Но, ненависть в душе постыдно притая,
Где иногда бывал помещиком и я;
Где от души моей, довременно растленной,
Так рано отлетел покой благословленный,
И неребяческих желаний и тревог
Огонь томительный до срока сердце жег...
Воспоминания дней юности - известных
Под громким именем роскошных и чудесных,-
Наполнив грудь мою и злобой и хандрой,
Во всей своей красе проходят предо мной...
Вот темный, темный сад... Чей лик в аллее дальной
Мелькает меж ветвей, болезненно-печальный?
Я знаю, отчего ты плачешь, мать моя!
Кто жизнь твою сгубил... о! знаю, знаю я!..
Навеки отдана угрюмому невежде,
Не предавалась ты несбыточной надежде -
Тебя пугала мысль восстать против судьбы,
Ты жребий свой несла в молчании рабы...
Но знаю: не была душа твоя бесстрастна;
Она была горда, упорна и прекрасна,
И всё, что вынести в тебе достало сил,
Предсмертный шепот твой губителю простил!..
И ты, делившая с страдалицей безгласной
И горе и позор судьбы ее ужасной,
Тебя уж также нет, сестра души моей!
Из дома крепостных любовниц и царей
Гонимая стыдом, ты жребий свой вручила
Тому, которого не знала, не любила...
Но, матери своей печальную судьбу
На свете повторив, лежала ты в гробу
С такой холодною и строгою улыбкой,
Что дрогнул сам палач, заплакавший ошибкой.
Вот серый, старый дом... Теперь он пуст и глух:
Ни женщин, ни собак, ни гаеров, ни слуг,-
А встарь?.. Но помню я: здесь что-то всех давило,
Здесь в малом и большом тоскливо сердце ныло.
Я к няне убегал... Ах, няня! сколько раз
Я слезы лил о ней в тяжелый сердцу час;
При имени ее впадая в умиленье,
Давно ли чувствовал я к ней благоговенье?..
Ее бессмысленной и вредной доброты
На память мне пришли немногие черты,
И грудь моя полна враждой и злостью новой...
Нет! в юности моей, мятежной и суровой,
Отрадного душе воспоминанья нет;
Но всё, что, жизнь мою опутав с детских лет,
Проклятьем на меня легло неотразимым,-
Всему начало здесь, в краю моем родимом!..
И с отвращением кругом кидая взор,
С отрадой вижу я, что срублен темный бор -
В томящий летний зной защита и прохлада,-
И нива выжжена, и праздно дремлет стадо,
Понурив голову над высохшим ручьем,
И набок валится пустой и мрачный дом,
Где вторил звону чаш и гласу ликованья
Глухой и вечный гул подавленных страданий,
И только тот один, кто всех собой давил,
Свободно и дышал, и действовал, и жил...
Сам поэт родился и провел детство в поместье. Однако про детские годы он вспоминает совсем не с радостью. Подавленный тиранией деспота-отца, он научился терпению, ненависти к буржуазии и острому чувству сопереживания угнетенным крестьянам. Юношеские годы, проведенные в родовом поместье, не оставили светлый след в душе поэта.
Отдельное место в воспоминаниях Николая Некрасова отводится судьбе женщин не только в крестьянских семьях, но и в богатых усадьбах. Так, свою умную, гордую, красивую мать автор невольно обвиняет в том, что она всю жизнь терпела издевательства со стороны отца, при этом сохраняя надежду на светлое будущее. Однако ежедневное пренебрежение ею со стороны невоспитанного мужа, содержание им молодых крестьянок в наложницах, причиняло образованной аристократке невыносимую боль. Именно отец, по мнению автора, свел мать в могилу. Однако и на смертном одре, в последнем вздохе, она прощает деспота.
Судьба сестры также описывается Некрасовым, как полная страданий. Наученная матерью терпению, девушка все же не выдержала позора, вышла замуж за нелюбимого человека и рано умерла. Но автор подчеркивает тот факт, что, даже в гробу, и мать и сестра сохраняют холодное и строгое великолепие.
Особое место в стихотворении Некрасов отводит своей няне. Он с нежностью описывает бесконечно добрую, по-своему вредную женщину, к помощи которой он прибегал при каждом случае. Несмотря на то что в классической русской литературе няня всегда позиционируется как положительный образ, лирическим героем она воспринимается неоднозначно. Воспоминания, приносящие автору благоговение и радость, очень редки. В душе поэта от детства и юношества остались только непонимание и боль.
Наверное, именно поэтому представшее взгляду Некрасова разрушенное поместье, выжженные поля, свободно гуляющий скот, отсутствие крестьян, слуг и даже собак, доставляют автору радость. Покосившийся дом в его представлении становится символом окончания страданий, пережитых простыми людьми на этой земле, где и самому автору приходилось быть помещиком и вести хозяйство. Одной из причин такого запустения автор видит бесконечный «гул подавленных страданий».
Анализ стихотворения Родина
Стихотворение Родина показывает читателю всю порочность существующего режима, порождающего таких людей, как отец автора и многие соседские помещики. Безнаказанность, которую обеспечивало их положение, приводила к тому, что мишенью их издевательств мог стать кто угодно:
Крестьяне;
Женщины;
Дети;
Животные;
Члены семьи.
И только сам тиран, со слов автора, мог чувствовать себя вольготно и свободно дышать. На это с легкой иронией указывается в последних строчках стихотворения.
История создания произведения
Идею написания стихотворения о родном доме Некрасов вынашивал на протяжении долгого времени. Главным толчком к началу работы стало общение с известным литературным критиком Виссарионом Григорьевичем Белинским. Изначально стихотворение задумывалось как описание конфликта между внутренним миром литературного героя и существующим строем. Черновое название - «Старые хоромы».
Первая часть Родины была написана автором в 1844 году. На продолжении работы настаивал сам Белинский. Оконченное в 1846 году литературное произведение было дополнено образами женщин и их судьбы в России того времени. Впервые опубликована Родина была только 1856 году. Цензура долгие десять лет не пропускала произведение в печать. Главной причиной этому стало то, что основная идейная мысль выходит далеко за пределы обычного автобиографического повествования. Произведения Некрасова всегда отличала тщательная прорисовка крестьянской тематики. В его произведениях как поэтических, так и в прозе, нет места мелодраме и романтике. Они насыщены духом русского народа, его мыслями, надеждами и реалиями.
Детство и юношеские годы поэта
Поскольку стихотворение Родина имеет автобиографическую основу, стоит рассмотреть детские годы поэта и особенности его ранней лирики. Именно к этому этапу творческой жизни относят Родину.
Родился автор 21 ноября 1821 года в городе Немиров. Отец будущего великого писателя - Алексей Сергеевич, военный, вышедший в отставку и уехавший с семьей в село Грешнево. Мать - Елена Андреевна Закревская, дочь богатых поляков, вышла замуж по любви, против воли родителей. Именно она стала прообразом русской женщины, которым пронизаны все произведения Некрасова. Всего в семье поэта было тринадцать детей.
Алексей Сергеевич имел множество пагубных привычек, которые усугублялись полной безнаказанностью и отсутствием сопротивления со стороны домашних. Отец поэта отличался склонностью к азарту, много играл в карты. Когда в 1824 году семья Некрасовых переехала в поместье, состояние его было плачевным. Поэтому Алексею Сергеевичу пришлось занять место исправника. Он много ездил по ближайшим деревням, в поездки часто брал с собой маленького Николая. Поскольку должность исправника влекла за собой решение некоторых проблем, с детства поэт был свидетелем унижения и притеснения простого народа.
Мать мальчика с детства прививала ему любовь к литературе, музыке, искусству. Именно эта красивая, образованная женщина познакомила мальчика с творчеством Данте, Шекспира, Пушкина и т. д. Свои первые стихотворения Некрасов написал уже в шесть лет. От отца ему достались любовь к охоте, которая видна по его литературным произведениям, и пагубная страсть к картам.
Обучение в Ярославской гимназии не удовлетворило мальчика. Практически не уделяя времени учебе, Некрасов много читал, пробовал себя в поэзии. Его оценки становились все хуже. В итоге, после того, как будущий великий поэт остался в пятом классе на третий год подряд, отец принял решение об окончании обучения и поступлении в военное училище.
Переломным моментом в биографии Некрасова стала встреча с Глушицким, в Петербурге, в 1838 году. Знакомство с гимназистами пробудила в будущем поэте жажду к обучению. Поэтому, несмотря на сопротивление отца и угрозы оставить наследника без средств к существованию, Николай поступил в Петербургский университет. Долгие годы лишений и голода сформировали характер поэта. Уже в 1840 году он издал первый сборник произведений «Мечты и звуки». Однако он не получил положительных отзывов критиков.
А вот серия стихотворений о судьбе простого народа, неприкрыто показывающих трагизм того времени, имела большой успех. Одним из них стала Родина - стихотворение, ставшее началом новой вехи в творчестве Некрасова. Именно в Родине берут начало лирические образы, темы и основные мотивы, которые будут вследствие тщательно проработаны автором. Именно благодаря этим произведения критики отзывались о Некрасове как о поэте, практикующем глубокий анализ, сильные чувства и прогрессивные идеи.
В лирике Н.А.Некрасов придерживался своей, особой линии. Поэт всегда старался объединить свой голос и голос народа. Дарование Некрасова, как художника, состоит в умении дать одной чертой социальное обобщение. Индивидуальные черты образов Некрасова преисполнены максимальной типичности.
Важное место в творчестве Н.А.Некрасова занимает стихотворение «Родина». Оно создавалось на фоне живого общения автора с В.Г.Белинским.
Какова история создания стихотворения «Родина»? Произведение под столь значимым названием было написано Н.А.Некрасовым в 1846 году, а издано лишь в 1856 году. Одним из вариантов его названия было «Старые хоромы (Из Ларры)» с посвящением брату И.И.Панаева Валерьяну Панаеву. Подзаголовок «Из Ларры» был фиктивным, он неоднократно использовался Некрасовым в целях цензурной маскировки.
Долгое время стихотворение «Родина» не пропускалось цензурой, и не печаталось в литературных изданиях.
Стихотворение «Родина» была написано Некрасовым в два временных периода. Начало этой поэтической работы в 1844 году приветствовал В.Г.Белинский. Ему нравилась тема и ход мыслей автора, и критик настаивал на продолжении; завершена работа над стихотворением была лишь в 1846 году.
В основе стихотворения лежит конфликт между лирическим героем и поместно-деревенским миром. Автор не жалеет красок, чтобы показать ненависть лирического героя к дворянскому усадебному быту. Лирический герой Некрасова – человек, размышляющий о прошлой жизни родового имения, о горестной судьбе своей матери, сестры и о своей собственной судьбе.
Развитие событий в стихотворении «Родина» происходит по следующему сценарию: лирический герой возвращается в места, где он рос и взрослел, «где жизнь отцов» протекала средь пиров и чванства, где он научился «терпеть и ненавидеть». Перед нами безрадостная картина — пустая, бесплодная жизнь барского дома, где нет места мысли, добру, а есть тирания, деспотизм. Здесь рой рабов завидует жизни «барских псов».
Лирический герой несчастен. Он переполнен злобой и хандрой.
Дальнейшее развитие сюжета стихотворения потребовало ввода новых персонажей. Первый из них – мать героя. Лик матери в стихотворении «болезненно-печальный». Почему льются слезы, почему жизнь матери фактически сгублена? Всё это произошло по причине несчастливого замужества. Когда-то молодая, красивая женщина была отдана «угрюмому невежде», который и стал её губителем.
Не лучшая доля выпала и сестре лирического героя. Торопясь уйти из ненавистного дома, она вручила свою судьбу тому, кого практически не знала, не любила. Судьба сестры сложилась до крайности трагично.
Далее перед нами предстает третий женский образ – няни. Няня в русской литературе, как правило, типаж положительный. Но в стихотворении «Родина» у лирического героя проявились задатки отрицания этого образа. Доброту няни он называет «бессмысленной и вредной».
В заключительной строфе стихотворения все точки над «i» расставлены. Лирический герой констатирует: «срублен темный бор», пришел в негодность «пустой и мрачный дом», которому так знакомы страдания и боль. А был ли в этой усадьбе тот, кто чувствовал себя привольно? Да.
«И только тот один, кто всех собой давил,
Свободно и дышал, и действовал, и жил…»
Отец лирического героя, крепостник, представлен в стихотворении человеком деспотичным. Таким же по натуре был и отец поэта Некрасова.
Да, стихотворение не лишено автобиографических мотивов. И движущей силой к появлению «Родины» стала поездка Н.А.Некрасова в родовое гнездо, усадьбу отца Грешнево в 1845 году. Но не следует сильно развивать автобиографическую составляющую. Два полюса, два противоположных типажа – суровый отец и смиренная мать – это довольно-таки известная конфигурация литературного приема из разряда романтических антитез.
Кроме того, уже в зрелом возрасте Некрасов отрекся от ряда обличительных оценок в адрес своего отца. Поэт допустил, что его родитель-крепостник был не лучше и не хуже людей его положения.
Какое место занимает стихотворение «Родина» в творчестве Некрасова? Оно относится к раннему периоду творческой биографии.
Главная тема стихотворения «Родина» – тема деспотизма и угнетения, выходящая далеко за рамки семейной хроники.
Главная сюжетно-тематическая ситуация стиха – «возвращение на родину».
К какому направлению в лирике принадлежит это произведение Некрасова? Стихотворение «Родина» принадлежит к гражданскому направлению в лирике.
Жанр стихотворения – ностальгическая элегия. Её узнаваемые черты – мотивы разочарования, несчастливой любви, ранних утрат и прозрения. Её синтаксическое построение – «где… где… где…».
«Где рой подавленных…»
«Где было суждено…»
«Где научился я…»
Но рассматриваемая нами элегия Некрасова – это элегия особого рода. Хотя и начинается она классически безмятежно:
«И вот они опять, знакомые места…»
Далее мы ждем традиционного умиления и восторгов, полагающихся в случае возвращения на родину. Но нет! В противоположность классическим канонам, начиная уже со второй строки происходит некий переворот в сознании, и мы видим лирического героя уже с совершенно другим настроем.
Чувство стыда, ненависти, скорби превалируют, ностальгические нотки пропадают вовсе. Идет обесславливание барского имения, и это продолжается практически до последней строки стихотворения.
Проблематика стихотворения
Какие проблемные вопросы подняты в этом произведении? Проводя анализ стихотворения «Родина», можно констатировать, что в нём затронуты вопросы обличения крепостничества, деспотизма, бесправия. Беспредел, ужас и безысходность самодержавной России красной нитью проходит через всё произведение.
Трагизм судеб матери и сестры лирического героя – это не частный случай. Тирания, рабство, угнетение – всё это было «визитной карточкой» самодержавия.
Есть неизменное выражение – «дворянское гнездо». В русской классике это понятие на слуху. Некогда процветавшие, а со временем пришедшие в полное запустение, эти «гнезда» обычно вспоминаются с определенной грустинкой. Но только не в стихотворении «Родина». Настолько в этом доме все было плохо, что затаенной грусти, милым воспоминаниям здесь нет места.
Стихотворение «Родина» написано в форме монолога.
Размер стихотворения — шестистопный ямб со смежной (парной) схемой рифмовки строк. Своеобразие стихотворению придает чередование мужской и женской рифмы через каждые две строки.
Средства художественной выразительности стихотворения Некрасова «Родина»
Эпитеты — знакомые места, бессмысленное чванство, темный сад, несбыточная надежда, старый дом, летний зной.
Метафоры — огонь томительный, тяжелый … час.
Обращения — … мать моя!, … сестра души моей!, Ах, няня!
Восклицания — о! знаю, знаю, я!
Мне понравилось стихотворение Некрасова «Родина» тем, что, несмотря на нарисованную в нем неприглядную картину, не всё так минорно и уныло. С отрадой лирический герой видит то, что «срублен темный бор», а темный – символ всего дремучего, отставшего; валится и ненавистный дом, с которым связано много отрицательного. А коли так, то не все еще потеряно, придет и новая жизнь, в которой нет места тирании и притеснению.
План анализа стихотворения Н.А.Некрасова «Родина»
1. Вступление
2. История создания стихотворения «Родина»
3. Краткое содержание стихотворения
4. Автобиографическая составляющая в стихотворении «Родина»
5. Место стихотворения в творчестве поэта
6. Главная тема стихотворения «Родина»
7. Жанр стихотворения
8. Проблематика
9. Размер стихотворения
10. Средства художественной выразительности
11. Чем мне понравилось стихотворение «Родина»
В истории изучения поэтики Н. А. Некрасова особая роль принадлежит филологам «формальной школы» 1920-х гг. и тем их идеям, согласно которым творческое своеобразие поэта имеет своей первоосновой преодоление поэтических традиций классического и романтического происхождения, стремление оживить устаревшие и утратившие художественную действенность поэтические формы внесением в них новой тематики, новой риторики и использованием их в новой функции.
Эта историко-литературная концепция, изложенная в работах Ю. Н. Тынянова , Б. М. Эйхенбаума , К. А. Шимкевича , некоторых других авторов (в том числе организационно и биографически не связанных с Опояз’ом) , нашла широкий отклик в некрасовской литературе, вызвала сочувствие даже у тех ученых, которые относились к теоретическому содержанию «формализма» достаточно критически. М. М. Бахтин, из круга которого вышла полемическая во многом книга «Формальный метод в литературоведении» (1928), в прочитанной в 1924 г. лекции «Некрасов», оспаривая высказанное Б. М. Эйхенбаумом представление о приоритете формальных задач Некрасова перед его темами, при всем том должен был согласиться с тем ключевым положением статьи Б. М. Эйхенбаума, в соответствии с которым Некрасов создал свою поэзию «на нарушении старого канона». «Поэзия Пушкина, — говорил своим слушателям М. М. Бахтин, - не требует никакого фона, она воспринимается непосредственно сама по себе. К Некрасову же мы подводим фон - предшествующую поэзию, которую он разрушал. И если мы этот фон забудем или вовсе не будем знать, то мы не сможем так остро воспринять его поэзию» . Суждение это едва ли может быть опровергнуто.
«Разрушительные» тенденции поэзии Некрасова довольно долго встречали осуждение критики. Еще в эпоху раннего модернизма они могли казаться посягательством на традиционные литературно-эстетические ценности. Подобным образом воспринятый, Некрасов задевал эстетические интуиции такого, в частности, критика, как Ю. И. Айхенвальд: «Он, например, бессовестно испортил “Колыбельную песнь” Лермонтова, написав на нее скверную пародию; он сочинял “современные баллады”, “современные оды”, и дыхание современности, низменности отравляло настоящую балладу, настоящую оду. Он был щедр на пародию, она ему не претила, она соответствовала его иронии…».
Между тем, к немалому числу концептуально значимых наблюдений, сделанных Б. М. Эйхенбаумом в области литературного контекста некрасовской поэзии, относится и то, которое обнаруживает последовательно осуществлявшийся принцип поэта в его попытках создать «осовремененные» версии старых жанровых образований. Стихотворение «Современная ода» (1845), стихотворение «Секрет» (1846-1855) с характерным подзаголовком: «Опыт современной баллады» - лишь «титульно» обозначенные примеры жанровых модернизаций Некрасова, образующих в его творчестве не просто протяженный ряд, но и типологически значимую форму. Если «Секрет» назван «опытом современной баллады», то этим, писал исследователь, «подчеркивается наличность в ней традиционной ритмико-синтаксической и интонационной основы, которая пародируется».
Соединение традиционных ритмико-синтаксических и интонационных схем с неосвоенными поэтической традицией, «непоэтическими» тематикой и фразеологией создавало в поэзии Некрасова резкие художественные диссонансы, одновременно расширяя диапазон применимости старых форм, увеличивая их функциональный потенциал, а с другой стороны, легализуя присутствие в поэтической среде чуждого ей ранее предмета и незнакомого ей прежде языка. Репрезентацией такого рода поэтики может служить стихотворение «Родина», написанное Некрасовым в 1845-1846 гг., в ранний период творческой биографии, когда утверждение его авторского метода происходило с наибольшей наступательностью и демонстративностью.
Некрасовской «Родине» суждено было стать хрестоматийно известной страницей русской поэтической классики, а равно и первоисточником представлений широкого круга читателей о детстве поэта, его семье и семейно-родовом «гнезде». Становлению этих представлений в значительной степени способствовала еще старая критика. В. В. Розанов, например, в своей примечательной статье «О благодушии Некрасова» (1903), рассуждая о «провиденциальности» некрасовской музы, высказывал мысль о том, что в стихотворении «Родина» личный, предопределенный биографией «гнев» поэта совпал с социальным содержанием его эпохи, с «надвигавшимся переломом в целом его отечестве», с «чувством русского и России о себе самой». Критик видел тут «разросшееся до национальной значительности негодование сына за свою мать». «Вот в истории литературы, - утверждал Розанов, - пример случая, каприза “Книги бытия”, сливающего лицо человека с лицом народа, лицо певца с сюжетом воспеваемым! И посмотрите, какой мотив гнева - это не “общегражданское чувство”, а личное: живая конкретная привязанность еще мальчика-поэта к теням замученных сестры и матери».
Стихотворение действительно не лишено автобиографического субстрата, имеющего значение уже в том обстоятельстве, что непосредственным импульсом к его появлению на свет стала поездка Некрасова из Петербурга в Ярославль и ярославскую усадьбу отца Грешнево в июне-октябре 1845 г. Ситуация «возвращения на родину», возведенная из эмпирического бытового качества в статус центрального лирического мотива, многое в стихотворении определяла. Вместе с тем усматривать в «Родине» документальное автобиографическое свидетельство, увековечивающий лица «семейный дагерротип» едва ли оправданно. В том противопоставлении демонизированного образа отца и идеализированного до спиритуальности образа матери, которая составляет одну из идейно-композиционных основ произведения, достаточно узнаваема структура литературного приема из арсенала романтических антитез. Как замечает современный биограф поэта, убежденный в наличии у Некрасова, наряду с биографией реальной и фактической, еще и «биографии-легенды», здесь «появляется взаимозависимость образов матери и отца, перерастание их в определенные символы». Известная литературная условность составивших оппозицию фигур, выразившаяся и в чрезмерной, сравнительно с прототипами, драматизации характеристик, в гиперболизме поэтических дефиниций, находит подтверждение в одном из поздних, относящихся к 1877 г. автобиографических признаний Некрасова:
«Здесь я должен сказать несколько слов, как бы они ни были поняты: это дело моей совести. Я должен, по народному выражению, снять с души моей грех.
В произведениях моей ранней молодости встречаются стихи, в которых я желчно и резко отзывался о моем отце. Это было несправедливо, вытекало из юношеского сознания, что отец мой крепостник, а я либеральный поэт. Но чем же другим мог быть тогда мой отец? - я побивал не крепостное право, а его лично, тогда как разница между нами была собственно во времени».
Что же касается образа матери поэта, ко времени создания «Родины» уже покойной (Е. А. Некрасова умерла в июле 1841 г.), то черты этого по преимуществу романтического образа-видения («Вот темный, темный сад... Чей лик в аллее дальной / Мелькает меж ветвей, болезненно-печальный?» - I, 45) отзывались и эфирностью «оссианических» теней, и потусторонностью «готических» призраков. Звучания такого рода поэтических струн затруднительно объяснить только лишь чувством утраты или порывами посмертной скорби, в этом есть превышение биографической темы. «Появляется соблазн: прямо увидеть в том образе матери, который есть в поэзии Некрасова, “отражение” образа его матери, - писал об этой особенности некрасовского творчества его авторитетный исследователь. - Следует учесть, однако, когда мы говорим о роли матери в жизни поэта и образе матери в его творчестве, что все дело не столько в ней, сколько в нем. <...> В поэзии Некрасова мать - безусловное, абсолютное начало жизни, воплощенная норма и идеал ее. В этом смысле мать есть главный “положительный” герой некрасовской поэзии. А в одном из последних, уже почти предсмертных стихотворений “Баюшки-баю” само обращение к матери оказывается чуть ли не обращением к матери Божьей» .
С поэтикой документального автобиографизма в некрасовской «Родине» вступали в известные противоречия не только подвергавшийся мифологизации образ отмеченного ранним страданием поэта - поэта, вдохновительницей которого станет Муза в «венце терновом» («Безвестен я. Я вами не стяжал...», 1855), - но и сама жанровая поэтика стихотворения. Не лишено очевидности, что в нем актуализированы традиционные формы романтической (а отчасти и более ранней) элегии, в 1840-е гг. уходящего из жанрового репертуара поэтического вида, и по аналогии с «Опытом современной баллады», подзаголовком «Секрета», «Родине» можно было бы дать подзаголовок «Опыт современной элегии».
Отчетливый отпечаток стихотворных канонов 1800-1830-х гг., обеспечивающий остроту восприятия этой поэтической деструкции на фоне традиций романтической в широком смысле лирики, не раз становился в некрасовской «Родине» предметом историко-литературного комментирования. В упоминавшейся уже работе Б. М. Эйхенбаума было отмечено, что «Родина» - произведение «с типичным для классических элегий синтаксическим построением - “где... где... где...”, как и в “Деревне” Пушкина, и с характерной строкой “И с отвращением кругом кидая взор”, в которой - отзвук пушкинской “И с отвращением читая жизнь мою”» . Позднейшие историки литературы с неизбежностью обращали внимание на избранную здесь Некрасовым, не без полемического умысла, стихотворную форму - классический александрийский стих, шестистопный ямб с цезурой после третьей стопы и с парной рифмовкой, размер, на звучание которого многовековая традиция европейского стихосложения положила печать аристократического благородства. Не укрылся от исследовательской наблюдательности и тот многозначительный факт, в соответствии с которым в стихотворении, в ключе отрицательных переосмыслений, воспроизводилась и традиционная для элегической лирики сюжетно-тематическая ситуация - упомянутая уже ситуация «возвращения на родину». А. Л. Гришунин, посвятивший этим мотивам «Родины» отдельную статью, обоснованно отмечал, что у Некрасова следует констатировать «демонстративное очернение родного гнезда... в противоположность полагающимся в таких случаях традиционно-поэтическим умилениям, восторгам и лирическим медитациям», что «в отношении к романтическим произведениям жанра “возвращение на родину” “Родина” Некрасова - своеобразный антижанр, полемическая обратная реминисценция...» .
Ностальгическая элегия, выразившая по преимуществу романтические настроения ранних утрат и поздних обретений, действительно получила столь широкое распространение в поэзии всей первой половины XIX в., что позволительно говорить о произошедшем в эту эпоху становлении особой разновидности элегического жанра, своеобразного жанрового подвида. Этот симбиоз лирической жанровой формы и сопутствующего ей мотивного комплекса приобретал в поэзии русского романтизма тем более прочное положение, что питавшие его культурные корни уходили в толщу веков, были проводниками памяти об архаических глубинах человеческого опыта, об архетипах индивидуального бытия. К числу культурно-исторических столпов жанровой концепции должны быть неоспоримо отнесены: в греческой античности - Одиссей («Всякий, на чуже скатившийся долго, достигнув отчизны, / Дом свой, жену и детей пламенеет желаньем увидеть...»; XIII, 333-334); в христианском Священном писании - герой евангельской притчи о блудном сыне (Лк 15:11-32), потенциальную ностальгическую содержательность которого подчеркнула пушкинская интерпретация («Воспоминания в Царском Селе», 1829):
Так отрок Библии, [безумный] расточитель,
До капли истощив раскаянья фиал,
Увидев наконец родимую обитель,
Если же перевести вопрос об истоках ностальгической лирики в более специализированную плоскость истории лирической поэзии, то нельзя будет обойти молчанием наследия римского поэта I в. до н.э. Гая Валерия Катулла Веронского и в особенности одного из его стихотворений, именуемого комментаторами «К Сирмийской вилле» («Ad Sirmionem», ок. 56 г. до н.э.; Carmina, 31). Посетив родные места и поклонившись богу домашнего очага, Катулл, среди прочего, писал:
Жемчужина, мой Сирмион! О как рад я,
Как счастлив, что я здесь, что вновь тебя вижу!
О, что отрадней, чем, забот свалив бремя,
С душою облегченною прийти снова
Усталому от странствий к своему Лару
И на давно желанном отдохнуть ложе!
Эти строки - прообраз целого жанра новоевропейской поэзии, и не случайно в 1820 г. П. А. Плетнев, поэт пушкинского круга (позднее на протяжении многих лет связанный с Некрасовым делами по аренде журнала «Современник»), использовал их в качестве эпиграфа и своеобразного поэтического камертона в своем стихотворении «К моей родине», показательном образце ностальгической элегии русского романтизма и типических для нее мотивов «возвращения на родину». Ссылка на Катулла в эпиграфе к стихотворению почти обязывала Плетнева к реминисценции в тексте, и реминисценция не замедлила появиться:
Заботы бросив все на берегах Невы,
Домашним образам я поклонился
И, запершись в тиши от шуму и молвы,
На ложе сладостном опять забылся .
Прием призван был обнаруживать отношения родства между ностальгической элегией и «вечностью».
Лирика «тоски по родине» еще и потому находила согласный отклик у русских романтиков, что поэтизировала переживания простые, «естественные», соотносимые с личным опытом каждого, а с другой стороны, наделенные культурной ценностью, освященные традицией, неразрывные с религиозными представлениями. Концепт родины, воспринимаемый не столько в национально-патриотическом значении, сколько в значении идеального топоса интимно-частной жизни, источника первых душевных движений и юношеских воспоминаний, получал в этих контекстах самые разные образы и имена. «Отчизна», «отечески Пенаты», «родимый край», «родной уголок», «приют», «прибежище», «милая страна», - это лишь некоторые из поэтических иносказаний понятия. К. Н. Батюшков в послании «Мои Пенаты» (1811-1812) идеализировал условно-поэтический «уголок», «смиренную хату», где дружба, любовь и Музы обитают под сенью «отеческих богов». В стихотворении В. А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812), при всем преобладании в нем образно-тематических материй романтического батализма, находилось место и для «кубка», поднимаемого бардом на бранном поле в дань «отчизне». На языке ностальгической элегии в значительной мере была написана и первая - элегическая - часть стихотворения А. С. Пушкина «Деревня» (1819, 1826). В 1820 г. увидели свет «Отрывки из поэмы “Воспоминания”» Е. А. Баратынского (вольное переложение поэмы Габриэля Легуве «Les souvenirs ou les avantages de la mémoire»), произведение, в связи с которым появляется возможность говорить о кристаллизации поэтического мотива «возвращения на родину». Александрийские стихи этого фрагмента гласили:
Счастлив, счастлив и тот, кому дано судьбою
От странствий отдохнуть под кровлею родною,
Увидеть милую, священную страну,
Где жизни он провел прекрасную весну,
Провел невинное, безоблачное детство.
О край моих отцов! о мирное наследство!
Всегда присутственны вы в памяти моей:
И в берегах крутых сверкающий ручей,
И светлые луга, и темные дубравы,
И сельских жителей приветливые нравы.
Приятно вспоминать младенческие дни...
Мотивы «Отрывков из поэмы “Воспоминания”» получат у Баратынского продолжение и развитие в стихотворениях «Я возвращуся к вам, поля моих отцов…» (1821; в подготовленном автором издании «Стихотворения» 1827 г. напечатано под заглавием «Родина»), «Судьбой наложенные цепи…» (1828), «Есть милая страна, есть угол на земле…» (1835). Поэт чутко определил романтический угол зрения на предмет. Герои романтической формации - изгнанники, узники, беглецы, скитальцы, избранники катастрофического рока и жертвы житейских бурь - неизменно соединяли с мыслью о родине, обыкновенно далекой и утраченной, воспоминание о счастливой поре начала жизни, идею гармонических отношений с миром. Возвращение на родину после долгого пути борений, испытаний и разочарований становилось для них воздаянием и наградой, разрешением скорбей и восстановлением нарушенной гармонии. Именно этот ракурс темы настойчиво варьировал и обогащал Баратынский (в частности, в стихотворении «Я возвращуся к вам, поля моих отцов…», опять-таки «александрийском»):
Свободный наконец от суетных надежд,
От беспокойных снов, от ветреных желаний,
Испив безвременно всю чашу испытаний,
Не призрак счастия, но счастье нужно мне.
Усталый труженик, спешу к родной стране
Заснуть желанным сном под кровлею родимой.
О дом отеческий! о край, всегда любимой!
Трагический поворот ситуации «возвращения на родину» - с обострением страданий героя в «обретенном раю» - отличал сюжетные перипетии «киевской повести» И. И. Козлова «Чернец» (1823-1824):
Везде знакомые долины,
Ручьи, пригорки и равнины
В прелестной, милой тишине
Со всех сторон являлись мне
С моими светлыми годами;
Но с отравленною душой,
На родине пришлец чужой,
Я их приветствовал слезами
В массовой стихотворной литературе 1820-1830-х гг. слышались отзвуки и Баратынского, и Козлова. Соединение ностальгических ламентаций с сетованиями об утрате возлюбленной, приближенное к мотивам «Чернеца», можно наблюдать в элегии известного в свое время историка Малороссии Н. А. Маркевича «Родина» (1829; нельзя не отметить воспроизведенные потом Некрасовым синтаксические повторы по схеме «где… где… где…»):
Узнал я, что для нас не там края родные,
Где наш прекрасный мир узрели мы впервые,
Где наслаждались в первый раз,
Где нашей младости минуты золотые
Текли невидимо для нас,
Где нам знакомо все: ручей, гора, долина,
Где мы со всем дружны от самых юных лет, -
Ах, и в родных краях чужбина,
И в них пустыней будет свет,
Энтузиаст «неистового романтизма» А. В. Тимофеев выступал в качестве эпигона по отношению ко многим поэтам, но в стихотворении «Возвращение на родину» (1835) склонился как будто бы к настроениям Баратынского:
Туманно солнышко взошло,
Из леса путник показался;
В глазах родимое село…
Чу! Звон к заутрени раздался.
Конец тяжелому пути!
Привет тебе, село родное!
О, ярче, ярче ты свети
К этой периферии романтического движения, крайности которой олицетворяло творчество Тимофеева, в начале своего литературного пути принадлежал и Некрасов, прежде всего как автор стихотворного сборника «Мечты и звуки». В 1840 г., сразу после выхода в свет этой книги, он написал стихотворение «Мелодия», которое очевидным образом примыкало к поэтическому направлению его юношеской романтической лирики. Заглавие в данном случае обозначало жанр стихотворения. В поэзии позднего романтизма мелодии явили собой один из результатов исторической трансформации элегии и унаследовали некоторые из элегических тем. Мелодии были хорошо знакомы творческой практике М. Ю. Лермонтова («Русская мелодия», 1829; «Еврейская мелодия», 1830; «Еврейская мелодия. Из Байрона», 1836). В своей книге о Лермонтове, рассматривая жанровые тенденции поэзии 1830-х гг., Б. М. Эйхенбаум замечал: «Вместо элегии, развитие которой после победы, одержанной ею в начале 20-х годов, стало уже невозможным, появляются романсы и “мелодии” - термин, которым широко пользовались английские поэты в своих национальных циклах (“Ирландские мелодии” Т. Мура, “Еврейские мелодии” Байрона), а у нас - Подолинский и позже Фет, отмечая этим, по-видимому, особую установку на интонацию».
По своему ритмико-мелодическому и интонационному рисунку стихотворение «Мелодия», действительно, - одно из наиболее экспериментальных, нетрадиционных и даже причудливых во всей некрасовской поэзии 1840-х гг. Трехстопный хорей с дактилическими клаузулами, редкость и сам по себе, усложнен здесь еще и тем, что в нечетных строках стиховые ритмические отрезки сдвоены, два стиха сведены в один музыкально и графически:
Есть страна на севере, сердцу драгоценная;
В неге поэтической
Пела лишь веселье там лира вдохновенная
Песнью гармонической.
Сердцу не забыть ее пред природой новою:
С ней жизнь сердца связана.
Словно драгоценною лентой-бирюзою,
Волгой опоясана...
Упоминание о Волге и - несколько четверостиший спустя - о прощании с родиной - позволяют прочитывать «Мелодию» как, может быть, первое автобиографическое стихотворение Некрасова. Поэтизация автобиографии, следует заметить, происходила у молодого Некрасова лишь в той мере, в какой это могло совпадать с поэтичностью, канонизированной предшествующими традициями. Волга в стихотворении - столько же отражение биографической реалии, сколько и поэтизм, многократно использованный авторами ностальгических элегий в качестве опознавательного знака национально-патриотического контекста. Сошлемся на Н. М. Языкова, симбирского уроженца и, следовательно, волжанина, одного из начинателей этого мотива в русской романтической элегии:
«Где твоя родина, певец молодой?»
- «Где берег уставлен рядами курганов;
Где бились славяне при песнях баянов;
Где Волга, как море, волнами шумит...»
(«Моя родина», 1822)
Краса полуночной природы,
Любовь очей, моя страна!
Твоя живая тишина,
Твои лихие непогоды,
Твои леса, твои луга,
И Волги пышные брега,
И Волги радостные воды -
(«Родина», 1825)
Романтические клише в некрасовской «Мелодии» не только совмещались с фактами биографии поэта, но и, безусловно, одерживали верх над образами реальности. Некоторые строки стихотворения, если соотносить их с биографическим подлинником, соприкасались со сферой курьезного:
Розы кашемирские ароматом дышат в ней,
Небо - как в Авзонии;
Соловьи китайские в рощах распевают ей
Дивные симфонии.
Там, срывая весело лилии цветущие
С поля ароматного,
Бегал резвый юноша в дни быстротекущие
Лета благодатного.
О том, насколько далек был действительный облик некрасовской родины от книжного и уже безнадежно обветшавшего мифа об Авзонии (римское и вошедшее в поэтический обиход название Италии), да еще и полной кашемирских роз, китайских соловьев и цветущих лилий, поэт напишет в предсмертных автобиографических набросках: «...Местность ровная и плоская, извилистая река (Самарка), за нею перед бесконечным дремучим лесом - пастбища, луга, нивы. Невдалеке река Волга» (XIII, 2, 50). И в другом фрагменте: «Проехав 19 верст по песчаному грунту, где справа и слева песок, песок, мелкий кустарник и вереск (зайцев и куропаток там несть числа), то увидишь деревню, начинающуюся столбом и надписью: “Сельцо Грешнево, душ столько-то господ Некрасов<ых>”» (там же, 54).
На исключительно литературный и заимствованный характер поэтических компонентов «Мелодии» указывала и еще одна подробность. Это образ «срывания цветов», использованный здесь как метафора «блаженства». С гоголевской комедией «Ревизор» (1835-1836), где эта «окаменелость» романтической поэтики предстает в реплике Хлестакова («Ведь на то живешь, чтоб срывать цветы удовольствия» ; действие III, явл. V) и в пародийно-смеховом значении, образно-стилистический ход Некрасова связывать едва ли резонно. В распоряжении сочинителя «Мелодии» имелись другие, менее иронические и более патетические образцы. Среди них - еще одно стихотворение Н. М. Языкова - «Чужбина» (1823), - содержащее в себе и идеализированные картины покинутой родины, и упоминания о Волге и «волжских рыбарях», и обращения к «лире», и прообразы выразившихся у Некрасова настроений поэтической безмятежности, а равно и его «цветочной» символики:
Это ты, страна родная,
Где весенние цветы
Мне дарила жизнь младая!
Край прелестный - это ты,
Где видением игривым
Каждый день мой пролетал,
Каждый день меня счастливым
Подверженность влияниям предшественников, стеснявшая авторскую индивидуальность начинающего поэта оковами литературных традиций и чужого литературного инвентаря, превращавшая содержание жизненных впечатлений в бессодержательность поэтических штампов, были преодолены Некрасовым позднее, к середине 1840-х гг., и среди многого другого - в стихотворении «Родина».
Заглавие «Родина» и первая строка стихотворения - «И вот они опять, знакомые места...», - сообщающая о возвращении лирического героя на родину и пробуждающая, наряду с прочим, память читателя о пушкинском «Вновь я посетил...» (1835; в посмертном издании сочинений 1838 г. имелся заголовок «Опять на родине», след редактуры В. А. Жуковского) еще сохраняли иллюзию очередной вариации на старую - ностальгическую - тему. Но начиная уже со второй строки вырастали очертания нового и неузнаваемого поэтического мира:
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленный и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов,
Где было суждено мне Божий свет увидеть,
Где научился я терпеть и ненавидеть...
Сохраняя облик и звучание элегической стиховой формы, Некрасов поражал тем содержательным переворотом, который ему удалось сделать на этой традиционной конструктивной основе. На фоне исключительных подъемов душевности, религиозного трепета, охватывавших в момент «возвращения на родину» героев романтической поэзии, некрасовский пафос негодования, стыда, ненависти и скорби выглядел как резкое несоответствие заглавной теме стихотворения. Подобно пушкинской «Деревне», произведению, воздействие которого оставило в стихотворении Некрасова следы неоспоримые и осознанные, «Родина» сочетала в себе поэтику элегии с поэтикой стихотворной сатиры, при большем, сравнительно с Пушкиным, развитии характерных для жанра сатиры морально-общественных инвектив.
Заметим попутно, что современный Некрасову критик В. Р. Зотов имел основания для характеристики некрасовской сатиры как «тяжелой, ювеналовской». Имел тем более, что 63-й стих «Родины» - «Где вторил звону чаш и гласу ликований…» - почти буквально производил впечатление «ювеналовской» картины патрицианского упадка. И такие образы, как «пиры», «разврат», «тиранство», «рой подавленных и трепетных рабов», словно заимствовались поэтом из арсенала римской сатиры.
В окружении отрицательных смысловых связей и отсветов представали в некрасовской «Родине» и образы родной семьи и родных могил. У поэтов «элегической школы» представления из этого ряда должны были располагаться в ассоциативном контексте благоговения и поклонения, как подобает предметам поэтического культа. Так это было, к примеру, в уже упоминавшейся элегии П. А. Плетнева «К моей родине», где изображение отцовской могилы оказывалось продолжением образов «Божьего храма» и «сельского кладбища» в духе В. А. Жуковского:
Забуду ль на холме твой новый Божий храм,
Усердьем поселян сооруженный,
С благоговением где по воскресным дням
Я песни божеству певал священны;
Могилы вкруг него, обросшие травой,
Неровными лежащие рядами,
Куда ребенком я ходил искать весной
Могилу ту, меж серыми крестами,
Где мой лежит отец... младенца своего,
Меня лишь на заре моей лобзавший;
Где, с тайным трепетом, я призывал его
И милой тени ждал, ее не знавши?
Религиозная окрашенность образов родных могил в еще большей степени характеризует ностальгическую элегию одного из «архаистов» пушкинской эпохи С. Д. Нечаева «К сестре» (1825), поэтизирующую воспоминания детства:
Их рой в краю родном меня не покидал;
Он влек меня туда, где нива гробовая,
Крестов могильных вертоград,
Объемлет Вечного алтарь уединенный -
Где нам останки драгоценны
В «Родине» Некрасова семейно-родовой мир предстал глубоко дисгармоническим, не оставляющем надежд на человечность и милости судьбы. Здесь тоже есть свои «тени» и свои святые могилы, но не романтическую «грацию скорби» (XIV, 1, 205; высказывание в связи с Жуковским из письма Некрасова к И. С. Тургеневу от 30 июня - 1 июля 1855 г.) обнаруживает приблизившийся к ним лирический герой. Болезненность переживаний, вызванных безвременными утратами матери и сестры и приливами памяти о них, усилена психологической гаммой, ранее незнакомой лирике элегических воспоминаний, - «злобой и хандрой», «враждой и злостью». Речевые же формулы элегии, осколки разрушенного жанра, встречающиеся в некрасовском тексте, - «покой благословенный», «огонь томительный», «воспоминания дней юности - известных под громким именем роскошных и чудесных» - принимают оттенки «чужого слова» или даже иронические значения. Не случайно в черновых автографах стихотворения эпитеты «роскошных и чудесных» были отмечены кавычками и курсивами, что подчеркивало их цитатную природу (см.: I, 471, 472).
С точки зрения изображения семейно-усадебного мира чрезвычайно характерен в некрасовской «Родине» еще один лирический персонаж - няня. Наметив поначалу традиционно-литературные, восходящие к Пушкину (и в частности к его стихотворению «Вновь я посетил...») черты этого образа (несколько позднее их «классический» характер будет подтвержден автобиографической прозой С. Т. Аксакова и Л. Н. Толстого) - образа принимающей все жалобы и слезы утешительницы и воплощенной доброты, поэт сразу же осудил в себе эту «сентиментальность». Вместе с угнетающим миром родного гнезда оказалась отвергнута и няня:
Я к няне убегал... Ах, няня! сколько раз
Я слезы лил о ней в тяжелый сердцу час;
При имени ее впадая в умиленье,
Давно ли чувствовал я к ней благоговенье?..
Ее бессмысленной и вредной доброты
На память мне пришли немногие черты,
И грудь моя полна враждой и злостью новой...
В этом отрицании есть и доля литературной полемичности. В новой поэзии, с ее новыми предметами и новым взглядом на вещи, все, подчеркивал Некрасов, не так, как в гармонической поэзии прошлого, не так, как у Пушкина, не так, как у Языкова, автора стихотворений «К няне А. С. Пушкина» (1827) и «На смерть няни А. С. Пушкина» (1830). Видимо, в Языкова, поздний творческий кризис и патриархалистский утопизм которого Некрасов подверг сатирическим утрировкам незадолго до написания «Родины» в нескольких пародиях, метили черновые строки его стихотворения, не вошедшие в окончательный текст, но проливающие свет на специфически литературное значение приведенных выше строк о няне:
И няню вспомнил я (о нянях на Руси
Так много есть стихов, что боже упаси...).
На это историко-литературное обстоятельство с полным основанием указывают комментаторы академического собрания сочинений Некрасова (см.: I, 587), а равно и другие исследователи поэта. Следует, однако, обратить внимание и еще на один возможный источник некрасовского полемического воодушевления. Это очерк М. С. Жуковой (?) «Няня», вошедший в состав изданного А. П. Башуцким альманаха «Наши, списанные с натуры русскими» (1841). Альманах Башуцкого был, как известно, предварением и прообразом ряда литературных и издательских форм «натуральной школы», в том числе двухчастного альманаха Некрасова «Физиология Петербурга» (1845). Помещенный в издании очерк «Няня», представлявший собой, как и многое другое в «Наших…», описание «физиологической клеточки» общественного организма, «снимок» национально-социального типа, содержал в себе и идеализированные образы патриархальных семейных отношений, и темы доброты как определяющего и прирожденного нравственного качества русской няни, и интонации «умиления»: «С воспоминанием об этом безотчетно-благополучном времени тесно соединено то доброе существо, которое служило неразлучным спутником вашего слабого младенчества, покоило ваш сон, предохраняло вас от ушибов, облегчало вашу болезнь, доставляло вас забавы, ворчало на вас, любило вас; существо, которое вы также любили и к которому теперь сохраняете привязанность и благодарность».
Нельзя, наконец, пройти мимо финального фрагмента стихотворения «Родина», в котором содержится столь же решительное отталкивание от традиционной поэтики, сколь и в строках начальных. Это пейзажная концовка, все составные элементы которой каноничны и ведут свою родословную от элегико-идиллического пейзажа, но даны в отрицательном свете.
И с отвращением кругом кидая взор,
С отрадой вижу я, что срублен темный бор,
В томящий летний зной защита и прохлада, -
И нива выжжена, и праздно дремлет стадо,
Понурив голову над высохшим ручьем,
И набок валится пустой и мрачный дом...
Нет необходимости приводить примеры, могущие быть в данном случае многочисленными и доказывающие, что и бор (лес, дубрава, роща), и нива (поле), и стадо , и ручей (река, поток) - устойчивые и повторяющиеся слагаемые образа природы в русской романтической элегии, что этот отбор пейзажных компонентов произведен поэтической практикой задолго до Некрасова. Чувство традиции у Некрасова здесь становится столь безошибочным и точным, что в отдельно взятых частностях примыкание поэта к традиционным формам происходит без малейшего «зазора». Строка «В томящий летний зной защита и прохлада» целиком укладывается в элегическую схему в ее позитивной версии, а формула положительного мироотношения «с отрадой» стоит в следующем стихе на своем привычном месте. Ср. устоявшийся оборот в «Родине» (1841) М. Ю. Лермонтова:
С отрадой, многим незнакомой,
Внешняя неизменность слов, однако, тем рельефней оттеняла кардинальную перемену художественной семантики. Дело состояло в том, что формула положительного мироотношения была отнесена Некрасовым к отрицательным картинам разорения и распада, к отрицательному состоянию мира. В ранней редакции стихотворения этот поворот темы усугублялся вариантом «И с наслаждением кругом кидаю взор» (I, 472), вместо окончательного стиха «И с отвращением кругом кидая взор…».
Поэзия «развалин», лирика запустения и разрушения входила составной частью в топику сентиментально-романтической литературы. В этой тематической области существовал такой высокий образец, как поэма Оливера Голдсмита «The Deserted Village» (1770). Достаточно рано русская поэзия получила во многом равноценный перевод этого произведения - «Опустевшую деревню» (1805) В. А. Жуковского, поэтический памятник из лучших у этого поэта и, однако же, увидевший свет только в 1902 г. Голдсмит воздействовал на русскую поэтическую традицию и непосредственно, напрямую, и через посредство множественных рецепций. Одна из наиболее значительных среди них, как показал В. Н. Топоров, - пушкинская «Деревня» , входящая в круг литературных источников некрасовской «Родины». Но описание, встречаемое нами у Некрасова, соотносимо с первоисточниками поэтической темы даже и более «зеркально», чем стихотворение Пушкина. Жуковский как будто бы предсказывает содержание некрасовского деструктивного пейзажа:
О, родина моя, о сладость прежних лет!
О, нивы, о поля, добычи запустенья!
О, виды скорбные развалин, разрушенья!