Федор Петрович Гааз был не только талантливым и действительно выдающимся врачом, одним из первых плотно занявшимся развитием российской медицины, но также был известным меценатом и филантропом. Всю свою жизнь он полностью посвятил помощи обычным людям, за что уже после смерти в народе его начали называть не иначе, как «святой доктор».
Начало профессиональной деятельности
Федор Гааз родился в Германии в 1780 году, и по рождению носил имя Фридриха-Иосифа. Все свое детство и молодость он провел на родине, где получил отличное медицинское и философское образование в престижнейших Йенском и Геттингенском университетах. Затем в 1806 году его родители перебрались в Россию, где молодой человек начал работать обычным врачом.
Стоит отметить, что российская медицина того времени находилась в крайне прискорбном состоянии даже в крупных городах, не говоря уже о регионах. Качественного образования практически не было, со снабжением и фармацевтикой все было еще хуже. Именно поэтому такой выдающийся специалист, как Федор Гааз очень быстро произвел неизгладимое впечатление на своих коллег и в особенности на пациентов. Уже за первые годы работы он приобрел определенное влияние, ведь справлялся с такими случаями, в которых другие специалисты просто опускали руки. К его советам прислушивались даже опытные врачи, а сам он параллельно с работой активно занимался своими научными исследованиями.
Слухи о таланте молодого врача быстро разлетелись по всей Москве, и уже через несколько лет городской губернатор присвоил Гаазу орден Святого Владимира 4 степени. Эта награда стала не последней из полученных талантливым врачом, но именно ей он гордился больше всего и всегда носил с собой вплоть до самой смерти. Одним из важнейших достижений доктора Гааза стала его работа в московском тюремном комитете, и реформирование российской тюремной системы.
Работа в тюремном комитете
По своей натуре Федор Петрович Гааз был очень человеколюбив, и никогда не отворачивался от тех, кому была нужна помощь, а потому, пользуясь своим влиянием, он значительно облегчил судьбы заключенных. Со временем он смог добиться запрета на использование кандалов среди детей и стариков. С его помощью была отменена практика железного прута, к которому приковывали по 12 человек, отправляя их в ссылку. Также он смог добиться отмены правила, по которому осужденным женщинам сбривали половину волос на голове, и самолично внес еще очень много различных мелких улучшений.
Поскольку он был одним из организаторов открытия тюремных больниц как таковых, то и на протяжении своей жизни работал над их совершенствованием и обеспечением всеми необходимыми лекарственными препаратами, местами, персоналом и так далее. Он боролся с законами и часто переступал их, так как в самом начале его работы далеко не все заключенным предоставили право медицинского обслуживания, а также значительно ограничили количество больных, которые могут одновременно находиться в лазарете, ведь они должны были работать и выполнять свои ежедневные обязательства. Даже при всем уважении к талантам и личным качествам Федора Петровича Гааза далеко не все руководящие личности соглашались с его действиями и мыслями.
Исследования природных источников
Параллельно со своей активной медицинско-социальной деятельностью профессор Гааз активно интересовался и занимался изучением природных водных источников. Он изучал положительное и лечебное воздействие таких вод на организм, и изъездил множество стран в поисках таких месторождений. В связи с этим очень много времени он провел на Кавказе. В связи с его открытиями, произведенными в 1810-1812 годах, в тех местах вскоре были построенные первые оздоровительные пансионаты и медицинские учреждения при них, занимавшиеся проведением различных процедур с использованием полезной для организма человека воды.
После Кавказа Гааз побывал в Кисловодске и Ессентуках, а также во многих других частях страны. Впрочем, как он и сам говорил, его человеколюбие всегда побеждало в споре с внутренним ученым, а потому он всегда стремился отыскать время, для того, чтобы вернуться в Москву и продолжить там свою активную деятельность.
Работа всей жизни
Еще одной важной инициативой талантливого доктора была попытка отмены права для помещиков ссылать крепостных, однако архаичные убеждения в обществе того времени были слишком сильны, и серьезные изменения в этом вопросе были проделаны много позже. Тем не менее, все эти действия ярко демонстрируют прогрессивные взгляды Федора Петровича Гааза и его целеустремленность в достижении своих целей.
Еще одной важной стороной работы доктора Гааза являлась его преподавательская деятельность. По большому счету, большинство известных врачей того времени с гордостью называли себя учениками Гааза. Он умудрялся преподавать в любом месте, будь то кафедра или же палата пациентов. Будучи учеником классической немецкой школы, он уделял много времени практическому обучению, которое очень быстро приносило свои плоды.
Несмотря на постоянную нехватку времени, Федор Гааз написал несколько великолепных учебных пособий, а также множество научных работ, заслуживших большой интерес, как среди отечественных врачей, так и за рубежом. Всю свою жизнь, вплоть до самой смерти в 1853 году этот талантливый врач и ученый помогал людям всеми возможными способами. Под конец своей жизни, он потратил на благотворительность и личные проекты все свои сбережения, притом, что занимаемое им в обществе положение позволяло ему быть весьма богатым человеком.
Его современники запомнили его как талантливейшего врача и очень приятного всегда позитивного человека в поношенном, но очень опрятном фраке и всегда с неизменным орденом Святого Владимира на груди. В каком-то смысле его можно назвать родоначальником полноценной и настоящей российской медицины, и уж точно нельзя не отметить, что этот выдающийся человек сумели изменить мир, в котором он жил в лучшую сторону.
Доктор Фридрих Йозеф Гааз причислен к лику блаженных Католической Церкви. Церемония закрытия епархиальной стадии этого процесса состоялась в воскресенье в кафедральном соборе Непорочного зачатия пресвятой девы Марии в Москве. Торжественную службу возглавил ординарий архиепархии Матери Божией с центром в Москве, архиепископ Паоло Пецци.
Процесс причисления доктора, которого еще при жизни называли святым, к лику блаженных длился 20 лет. По канонам Католической Церкви, к которой принадлежал Гааз, процесс должен был проходить в Кельнской епархии, поскольку он родился в немецком городке Бад-Мюнстерайфель. Но, учитывая неординарную судьбу Фридриха Йозефа, в 22 года переехавшего в Россию на службу доктором, подготовка к причислению к лику блаженных была перенесена в архиепархию Божией Матери в Москве.
Первые разговоры о возможности беатификации доктора Гааза начались 1994 году, когда группа российских католиков обратилась к архиепископу с предложением поднять вопрос о причислении этого замечательного человека к лику блаженных. Однако политическая и межконфессиональная ситуация середины 90-х не позволяли беатифицировать Федора Петровича в России.
Тогда подготовку начали в Германии, где за 10 лет было собрано множество архивных документов и свидетельств, подтверждающих удивительную жизнь доктора. Но постепенно дело затихло. И, несмотря на то, что в 2007 году папа римский Бенедикт XVI назвал доктора Гааза святым, немецкие католики не спешили заниматься бумажной волокитой.
Осенью 2009 года, благодаря усилиям настоятеля храма великомученицы Екатерины, священника Вильфреда Велинга, в ходе торжеств, посвященных 100-летию памятника доктору Гаазу в Москве, представители Кельнской епархии передали приходу все собранные ими документы.
Но прошло еще полтора года, и только тогда архиепископ Паоло Пецци объявил о торжественном открытии процесса беатификации. На церемонии присутствовали гости, чье знакомство с деятельностью доктора Гааза изменило отношение к жизни и служению: жители Бад-Мюнстерайфеля, занимавшиеся подготовкой к беатификации Федора Петровича, члены Фонда имени Ф.П. Гааза, православные, евангелисты. И, конечно, священник Вильфред Велинг, занимавшийся поисками фактического материала, ведь в Католической Церкви беатификация возможна лишь после предоставления свидетельств о чудесах, совершенных святым уже после смерти. Отец Вильфред никогда не сомневался, что такие свидетельства обязательно обнаружатся: "Нужно лишь время". На вопрос о конкретных сроках, он загадочно улыбнулся: "Посмотрим".
Прошло почти 10 лет. Ожидание закончилось.
Справка:
Лучше всех о служении доктора написал когда-то Булат Окуджава: "Фридрих Иозеф Хааз — уроженец немецкого городка — стал московским "святым доктором" Федором Петровичем Гаазом, истинно русским подвижником деятельного добра. Набожный католик, он по-братски "отдавал душу свою" за всех страдающих людей, исповедовавших другие религии, за вольнодумцев и безбожников. Беспредельно терпимый и неподдельно кроткий, он не испытывал ненависти даже к своим противникам и гонителям. Каждый день в продолжение всей своей жизни, исполненной неустанной напряженной работы, он действенно осуществлял свой девиз: "Спешите делать добро!"
Дед Гааза был врачом в Кельне, отец открыл аптеку в маленьком городке Бад-Мюнстерейфель. Фридрих Иосиф родился 24 августа 1780 года. В 15 лет окончил католическую школу, поступил на факультет философии и математики в Иенский институт, где стал лучшим учеником курса. Затем получил медицинское образование в Венском университете, избрав специальностью офтальмологию.
С 19 лет Гааз приобрел врачебную практику в Вене и быстро прославился как лучший специалист в своей области. Когда он спас от слепоты русского посланника при венском дворе князя Репнина, тот пригласил молодого врача в Россию. Приглашение Гааз принял. Прибыв в 1802 году, он тут же получил обширную частную практику, приносившую огромный доход.
Но помимо частной практики Гааз занимался лечением бедных в Преображенской, Павловской и Староекатерининской больницах. В Павловской больнице он работал обычным терапевтом, за что Федора Петровича указом императрицы Марии Федоровны наградили орденом Святого Владимира, а в 1806 году назначили главным врачом клиники.
В 1809-1810 годах Гааз совершил два путешествия на Северный Кавказ, где объехал и описал неизвестные в то время источники в Минеральных Водах, Кисловодске, Пятигорске, Железноводске. Изучив целебные свойства воды, Гааз описал их в книге, обратив тем самым внимание правительства на кавказские минеральные воды. Уже после Гааза, с 20-х по 50-е годы XIX века, начинается создание на кавказских источниках курортов. Источник №23 в Ессентуках до сих пор называется Гаазовским.
В 1812 году у Гааза заболели родители, и он вернулся в Германию. Однако, узнав о войне с Наполеоном, Федор Петрович отправился на фронт военным врачом, чтобы выхаживать раненных под Смоленском, на Бородинском поле, в Москве. Полковым врачом Гааз дошел до Парижа, а в 1814 году вернулся к умирающему отцу. После смерти отца Фридрих Иосиф Гааз навсегда покинул родину и больше никогда не уезжал из России.
В 1825 году правитель Москвы Дмитрий Голицын решает, что Гааза надо сделать главным врачом столицы. В течение года Гааз навел чистоту во всех больничных учреждениях, починил аптекарские склады, заполненные мышами и крысами. По его инициативе там завели кошек и включили их в штат аптекарско-медицинской конторы. Конечно, не обошлось без доносов, где сообщалось, что главный врач растрачивает казенные деньги. И доктор Гааз уволился, решив, что больше пользы принесет, работая простым врачом.
А когда министр народного просвещения и духовных дел, главный прокурор Александр Голицын учредил Всероссийское тюремное попечительство, следившее за тем, чтобы в тюрьмах исполнялся закон, в Москве обществу своим авторитетом помогал митрополит Московский Филарет (Дроздов), а исполнителем всех новшеств стал доктор Федор Гааз.
Рассказывают, что однажды доктора спросили, почему он — немец, католик — не возвращается на родину. Гааз ответил просто: "Я немец, но прежде всего я — христианин. А значит для меня "нет ни эллина, ни иудея…" Я живу здесь, потому что я очень люблю многих здешних люди, люблю Москву, люблю Россию и потому, что жить здесь — мой долг. Перед всеми несчастными в больницах, в тюрьмах".
В 20-е годы, чтобы сократить число конвоиров, ручные и ножные кандалы заключенных по 20-40 человек стали приковывать к длинному пруту. На каторгу шли от трех до шести лет (в срок заключения эти годы не включались), проходя от 15 до 25 километров. Благодаря доктору Гаазу в Москве и Московской губернии прут был заменен на цепь, к которой приковывались только рецидивисты. Всех остальных освободили и от цепи. Федор Петрович часто приезжал на Воробьевскую пересыльную, через которую проходили заключенные из 23 губерний, чтобы выслушать жалобы узников. Он помогал заключенным писать письма и переправлял их родственникам.
Гааз ввел особые кандалы, так и называвшиеся "гаазовскими". До него ручные оковы весили около 16 килограммов, ножные — 6 килограммов. Они стирали запястья и щиколотки до кости, зимой сильно обмораживали, а летом от них развивался ревматизм. Министр внутренних дел утверждал, что металл нагревается, и кандалы греют заключенных. Гааз предложил министру надеть кандалы и погреться. Федор Петрович требовал отменить кандалы, но когда власти не разрешили этого, доктор занялся экспериментами: месяц носил кандалы сам, пока не подобрал не слишком тяжелые оковы. С внутренней стороны кандалы обивались кожей, чтобы не обмораживались и не стирали руки и ноги. Кандалы утвердили.
Осталось немало свидетельств о его заботе и любви к русским. Попечительский совет доктора Гааза занимался ходатайствами о помиловании (сохранилось 142 ходатайства доктора о пересмотре дел). Председателем комитета был митрополит Филарет (Дроздов). Однажды он вызвал Гааза на разговор: "Вы говорите о невинно осужденных - таких нет. Если вынесен законный приговор и человек подвергнут надлежащей каре, значит, он виновен". Гааз вскочил и несвойственно для него эмоционально воскликнул: "Что вы говорите? А о Христе вы забыли?" Митрополит Филарет задумался, а потом, печально склонив голову, произнес: "Нет, Федор Петрович. Я не забыл Христа. Это Христос на мгновение обо мне забыл..."
Рядом с Бутыркой Гааз организовал приют для детей, чьи родители находились в тюремном замке: прежде семья была вынуждена ехать за осужденным отцом в ссылку. Чтобы облегчить участь оставшихся без кормильца, Гааз устроил дом дешевых квартир для жен заключенных и школу для детей сосланных родителей.
Просыпался Гааз около шести утра, пил настой на смородиновом листе. Молился. С половины седьмого до 9 утра начинался прием больных. Затем доктор ехал в пересыльную тюрьму на Воробьевы горы, в 12 часов он обедал кашей и направлялся в Бутырку. После этого объезжал свои больницы. Вечером посещал храм Петра и Павла, ужинал — снова кашей на воде без соли и сахара — и возвращался в больницу, где прием продолжался до 11 часов вечера.
Последние два года жизни Федор Гааз проводил в основном в Полицейской больнице, принимая больных, где его часто навещал митрополит Филарет. Гааз скончался 14 августа 1854 года. На его похороны на Немецкое кладбище пришло более 20 тысяч человек из 170 тысяч москвичей. На могиле доктора поставили скромный камень и крестик. Позже бывшие заключенные оплели оградку могилы "гаазовскими" кандалами.
- Врачи прошлого
гааз фёдор петрович
ПУБЛИКАЦИИ О ДОКТОРЕ ГААЗЕ
РАЗРЕШЕНО К ПЕЧАТИ
ИЗДАТЕЛЬСКИМ СОВЕТОМ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
А. Ф. Кони
Федор Петрович Гааз
Печатается по изданию:
А. Ф. Кони. Федор Петрович Гааз.
Биографический очерк. Изд. 3-е. - СПб. 1904.
Текст приводится с незначительными сокращениями, в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации.
CЕСТРИЧЕСТВО
ВО ИМЯ ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИЦЫ
ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ ЕЛИЗАВЕТЫ
МОСКВА 2006
Федор Петрович (Фридрих Иозеф) Гааз был живым олицетворением милосердия. Немец и католик, он прожил большую часть жизни (1806–1853) в Москве, в русской православной среде. Врач, приятель ученых, аристократов, многих именитых москвичей, он вначале был преуспевающим состоятельным чиновником - статским советником, но затем посвятил все свои знания и силы, всего себя беднейшим из бедняков: арестантам, нищим, бродягам, униженным и оскорбленным, бесправным, темным, часто преступным. Но для всех - для князей и для каторжан, для профессоров и для беглых крепостных - он был в равной мере заботливым, безотказным врачом; для многих еще и советником, наставником, а для бесправных - заступником.
При этом он ни к кому не относился свысока, как снисходительный, добрый барин, но всем и всегда был братом, взыскательным, но ласковым, пристрастным, но терпимым, неподдельно любящим братом.
Он был христианином не только по убеждениям, по образу мыслей, но и по сердцу, по образу жизни.
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих
» (Иоанн 15, 13).
Доктор Гааз придерживался следующих принципов: а) справедливое, без напрасной жестокости отношение к виновному; б) деятельное сострадание к несчастному; в) призрение больного
.
Друзьями Федора Петровича Гааза были тысячи русских людейи, прежде всего, его больные и его подопечные - «несчастные», как называли тогда в России арестантов. За них он положил свою открытую душу, исполненную братской любви.
Лучше всего ознакомиться с уникальной жизнью доктора Гааза, прочитав широко известный биографический очерк Анатолия Федоровича Кони
ФЕДОР ПЕТРОВИЧ ГААЗ
Биографический очерк А.Ф. Кони повествует о русском докторе и общественном деятеле (1780-1853), известном в народе под именем «святой доктор».
Анатолий Федорович Кони (1844-1927) - известный адвокат, талантливый оратор, видный общественный деятель и писатель. Особое место в жизни Кони занимала его литературная деятельность. В письме к профессору А.И. Садову в июле 1922 года Кони писал: «…Моя вина единственно в том, что я писал всегда любя того, о ком писал, находя, что нужно изображать не преходящие и случайные недостатки человека, а то прочное, глубоко человеческое, что в нем проявлялось или таилось. Теперь смотрят на задачу биографа иначе, откапывая с заднего крыльца всякую житейскую слабость или недостаток и смешивая частную жизнь человека с его общественной, научной и литературной деятельностью… ».
"Выбор доктора Гааза" (Фёдор Гааз)
Предлагаем глубокий с исторической и нравственной точки зрения фильм "ВЫБОР ДОКТОРА ГААЗА"
.
Картина глубоко и увлекательно повествует о жизни легендарного доктора Гааза. Представлены редкие исторические материалы и кадры. Фильм будет интересен и полезен в просветительском плане и послужит немалой лептой в деле духовно-нравственного воспитания не только для молодых специалистов, но и для подрастающего поколения.
Православный фильм рассказ "Доктор Гааз"
О Федоре Ивановиче Гаазе протоиерей Ткачев
Иллюстрации прижизненного издания А.Ф. Кони 1897 г.
Рисунки знаменитой художницы Е.П. Самокиш-Судковской.
Наиболее известная межобластная больница уголовно-исполнительной системы России носит имя Федора Петровича Гааза. С момента его смерти прошло более полутора века. Огромный срок. За это время ушло из жизни множество поколений. Забыты миллионы людей. Но память о докторе Гаазе жива. Мы публикуем в нашем журнале несколько статей о Ф.П. Гаазе, найденных нами в Интернете.
Добрый доктор Гааз
Я возвращался с Введенского (немецкого) кладбища. Стоял крепкий мороз. У метро «Семеновская» застекленный прямоугольный параллелепипед - пост милиции. Перед будкой лежит человек. Стучусь к милиционерам:
Человек же замерзнет!
А какая «скорая» его возьмет? Ведь он весь во вшах. Ему сначала дезинфекцию надо делать, а это денежек стоит. - Потом с издевкой: - А вы его домой к себе возьмите - чайком попоите.
Что делать? Дома у меня тяжело больной отец. Живу я на другом конце Москвы. Денег на такси нет. Да и кто нас посадит? Апеллировать к равнодушно проходящим мимо? Поднять скандал? Заберут, скажут: пьян, могут отправить в вытрезвитель. Для очистки совести позвонил 02. Девушка-дежурная сказала:
Спасибо. Примем меры.
Потом я два раза был наказан за свое малодушие. Через день иду от метро «Водный стадион». У забора лежит мертвый человек. Над ним в каске, бронежилете и с автоматом омоновец:
Вот, замерз. Жду, когда «труповозка» приедет.
На следующий день, не доходя 20 метров до метро «Речной вокзал», натыкаюсь на лежащего на спине покойника. У него уже лицо инеем покрылось. Прохожие обходят замерзшего и бегут дальше. В метро мне сказали:
Мы уже два раза звонили, никто не приезжает.
Это же страшно, в каком городе мы живем! А ведь уже более чем полторы сотни лет тому назад в Москве была устроена полицейская больница, куда отвозили таких вот бездомных бедолаг, подобранных на улице.
Справляли девяностопятилетний юбилей нашей хорошей знакомой Татьяны Евлампиевны Николаевой. Я обратил внимание на висящую на стене фотографию. Человек в толстовке, в простых круглых очках. Ясное круглое лицо, обрамленное короткой бородкой. Сочетание простоты внешнего облика со светящимся в глазах умом и отражением редкой доброты и духовности на его лице. Видно, это был незаурядный человек.
Это Ваш муж, Татьяна Евлампиевна?
Нет, это мой папа. Он умер, когда ему было всего 32 года. Совсем молодым он уже стал профессором медицинского факультета Московского университета. Тогда был обычай: профессора-медики несколько раз в неделю бесплатно работали в больницах для бедных. Папа заразился тифом от девочки-нищенки. Ее вылечил, а сам умер.
Полицейскую больницу в Москве основал знаменитый доктор Федор Петрович Гааз. Многие поколения москвичей воспитывались на легендах о Федоре Петровиче. О Гаазе писали Герцен, Тургенев, Куприн, Кони, Домбровский, Окуджава... В 1912 году в Лейпциге вышла наиболее полная биография Гааза «Реформатор русского тюремного дела», написанная Карлом Хетцелем.
«Между преступлением, болезнью и несчастьем имеется такая тесная взаимосвязь, что иногда трудно, а иногда невозможно отделить одно от другого. Необходимо справедливое, не жестокое обращение с виновным, глубокое сочувствие к несчастным и тщательная забота о больном», - писал Гааз в 1830 году князю Дмитрию Владимировичу Голицыну. Князь Голицын - московский генерал-губернатор, председатель созданного по приказу Николая I московского тюремного комитета.
Фридрих Йозеф Хааз родился в семье священика (по другим источникам - аптекаря) на западе Германии, близ Кельна, двадцать восьмого августа 1780 года. Хааз, возможно, происходит от «хаазэ»- заяц. Так что на русский язык его фамилию можно было бы перевести просто - «Зайцев». Но в России он стал Федором Петровичем Гаазом. Фридрих Йозеф отличался выдающимися способностями и разносторонними интересами. Получил отличное образование. Сначала математическое- у него несколько интересных работ по математике. Потом окончил богословский факультет. Но его деятельная, кипучая натура искала более широкого поля деятельности, и Фридрих оканчивает еще и медицинский факультет. Становится великолепным врачом. Особенно хорошо он лечил глазные болезни. И правша и левша одновременно - он одинаково ловко работал сразу двумя руками; быстро, почти без боли снимал катаракты. Прославился в борьбе с инфекционными глазными заболеваниями.
В 1802 году русский вельможа Репнин, которого Гааз вылечил от трахомы, уговорил его приехать в Россию. Бесконечные заснеженные равнины таинственной страны давно манили к себе молодого человека. На энергичного, умелого медика обратила внимание Ее Императорское Величество вдовствующая императрица (вдова Павла I) Мария Федоровна, много сделавшая для развития русской бесплатной медицины. После того, как Гааз успешно поборол тяжелую инфекционную глазную болезнь в одном из госпиталей Москвы, Мария Федоровна назначает его главным врачом Павловской больницы (ныне это четвертая градская клиническая больница). Федор Петрович принимает и у себя дома, и в больницах, и в приютах для бедных целые толпы больных. Всюду лечит бесплатно. Гааз назначается на все более высокие посты, хотя зависть и клевета сопутствовали ему. У Гааза был талант наживать себе врагов, особенно среди начальствующих особ. Федору Петровичу мешал его прямой, бескомпромиссный характер, горячий темперамент. Гаазу так и не удалось побороть два зла в московских больницах: воровство казенного имущества и пьянство врачей на рабочем месте. Следует заметить, что антиалкогольная агитация в то время считалась в России «опаснейшей крамолой».
А еще Федор Петрович был основателем кавказских курортов, где впоследствие ему поставили памятник. Во время двух экспедиций в 1809 и 1810 годах он изучил свойства кавказских минеральных вод и описал их. Работы Гааза считаются классическими.
В 1812 году он поступил в армию военным хирургом. С русскими войсками дошел до Парижа. Но, по-видимому крепко не поладив с армейским начальством, принимает решение остаться в Германии. На родине не ужился, понял, что он уже стал русским, затосковал. После возвращения в Россию Гааза осыпают почестями. Он личный врач императорской семьи, к нему едут пациенты со всей России. И несмотря на то, что он много времени уделяет бесплатной медицине, благотворительности, помимо своего желания Гааз разбогател. У него два дома в Москве, суконная фабрика в пригороде. Федор Петрович выезжает в коляске, запряженной четверкой лошадей. Славится как любитель щегольски одеваться и как салонный говорун. Он много читает, состоит в оживленной переписке со знаменитым немецким философом Шеллингом.
Но в 1827 году, когда Федору Петровичу исполнилось 47 лет, он испытал тяжелый духовный кризис, результатом чего стала полная перемена всего образа жизни. В чем дело? Можно только гадать. Гааз - идеалист, в самом высоком, самом чистом смысле этого слова. К тому же натура страстная, горячая. Женщина? Многолетняя, идеальная, платоническая, самоотверженная любовь, так распространенная в немецком и русском сентиментализме. Жена армейского товарища- декабриста. Проводы друга в Сибирь. Разлука навсегда с богиней - предметом поклонения, следующей за мужем Русской Женщиной. Гааз так никогда и не женился...
Есть также свидетельство, что причиной кризиса стало посещение Гаазом московской пересыльной тюрьмы. Гааза потрясла картина открывшейся перед ним ужасающей обстановки русской тюрьмы - преддверия ада...
Кризис был такой силы, что слабых людей доводит до самоубийства. Сильный характер помог Федору Петровичу преодолеть беду:
Если тебе очень плохо, найди, кому еще хуже и постарайся помочь.
А самыми обездоленными в России были заключенные, и отныне все свои силы, время, деньги Гааз тратит на «несчастных» - так он их называл. На одежду и еду, на тюремные лазареты и библиотеки, на мастерские и... на кандалы. Он сам их сконструировал, облегченные кандалы, которыми по его настоянию заменили «прут генерала Дибича». Прут Дибича - это железная палка, снабженная кольцами, в которые просовывались руки сразу восьми - десяти каторжан. И так связкой они должны были идти по этапу. Шагающие на пруте были ограничены в своих движениях и свободном отправлении своих естественных потребностей. Терпели в пути всевозможные мучения. На привалах лишены были нормального отдыха, им не было доступно единственное утешение несчастных - сон. Гааз громко протестовал против прута генерала Дибича, говоря что «это орудие пытки, которое учит людей ненавидеть друг друга, учит не уважать чужие страдания, забывать любой стыд, учит словом и делом предаваться подлости». Таким страданиям подвергались осужденные за самые легкие преступления и часто невиновные. Например, помещик, купивший крепостных крестьян и не желающий тратиться на их перевозку в свои отдаленные поместья, отправлял их «по этапу» вместе с осужденными на каторгу преступниками. И люди так шли весь этап, иногда волоча за собой изнемогшего, полуживого товарища по несчастью.
У тяжелых преступников была привилегия - право на «персональные» цепи - ручные и ножные кандалы. Со слезами на глазах просили «легкие» преступники, чтобы их приравняли к «тяжелым». Воистину прав Александр Сергеевич Пушкин: «Я не хотел бы никакого другого отечества... но пренебрежение человеческим достоинством, честью и даже жизнью... могут довести до отчаяния!» Да и цепи были слишком тяжелыми. Длиной до одного метра и весом до пяти с половиной фунтов. Федор Петрович сконструировал так называемые «цепи Гааза» длиной в три четверти метра и весом три фунта. Однажды, придя к Гаазу, его товарищ услышал непрекращающийся лязг цепей. Доктор, закованный в цепи, неутомимо шагал из угла в угол своей комнаты, считая шаги. Это он сам на себе проверял свое «изобретение», решив пройти в кандалах расстояние этапа. Сначала Гааз хотел пройти в цепях по улицам Москвы и дальше по Владимирке: от Воробьевых гор до Горенок. Но это московские власти ему запретили.
Еженедельно на Воробьевых горах собиралась очередная партия осужденных на каторгу. Служили молебен и двигались в скорбный путь. Близким разрешалось провожать их до деревни перед Балашихой. Поэтому она и получила название - Горенки. И каждую неделю «несчастных» пешком провожал Гааз. На прощание одаривал их конфетами и апельсинами.
Ну что же вы этим голодным людям конфету суете! - говорили недоброжелатели. - Вы им лучше кусок хлеба дайте.
Кусок хлеба им и другой подаст, а конфекту и апфельзину они уже никогда не увидят, - отвечал Федор Петрович.
Как-то на заседании московского тюремного комитета, который возглавлял выдающийся гуманист князь Голицын, митрополит Филарет выговаривал доктору Гаазу:
Ну что Вы там говорите, Федор Петрович, о невинно осужденных? Если кто осужден, то значит и виновен.
Гааз взорвался.
Вы забыли Иисуса Христа!-закричал он.
Тишина. Все замерли. Как смеет немец, неправославный, кричать такие страшные слова главе русской церкви! Филарет тихо сказал:
Это не я забыл Иисуса Христа, Федор Петрович, когда говорил эти необдуманные слова. Это Христос забыл меня.
Встал, благословил всех и вышел.
Гааз добился, чтобы всех каторжан, проходящих через московские пересыльные тюрьмы, перековывали в «его» кандалы. Но этим не ограничился. Он добился полного освобождения от кандалов слабых и калек. «Это не может быть действительным желанием царской семьи, чтобы люди, не имеющие ног, все же получали ножные кандалы, и, так как они не имеют возможности эти кандалы надеть, они должны их таскать в мешке», - писал Федор Петрович. Выступал против того, чтобы всем перегоняемым по этапу, даже женщинам, брили полголовы. Он настоял на том, чтобы кольца кандалов были снабжены кожаной обшивкой. До этого массовыми явлениями были обморожения рук кандальников.
Борьбу за это Гааз вел до конца своей жизни. Его терпели, по словам одного сановника, «как неизбежное зло, противостоять которому также безуспешно, как и скучно».
Над Гаазом смеялись, издевались, его травили. На него писали беконечные доносы. Девятнадцать лет над ним висело подлейшее обвинение в незаконной растрате на заключенных 1502 рублей казенных денег.
Один иностранец, познакомившись с докторм Гаазом, отозвался о нем так: «Идеи и образ жизни этого человека столь необычны для нашего времени, что он либо дурак, либо сумасшедший, либо святой!»
Когда государь Николай Павлович приезжал в Москву, он посещал и тюрьмы. Главный тюремный врач Федор Петрович Гааз его сопровождал. Как-то один из тюремщиков «наклепал» царю на Гааза:
Ваше величество! А вот Федор Петрович держит в лазарете старика, осужденного на каторгу. А старик здоров и давно должен идти по этапу.
Николай I грозно повернулся к Гаазу:
Это правда, Федор Петрович?
Гааз грохнулся на колени. Царю стало как-то неудобно - все же Гааз почти на 20 лет его старше:
Ну, полно, Федор Петрович! Вижу, что ты раскаиваешься, и прощаю тебя.
Гааз не встает.
Что тебе еще надо, Федор Петрович? Я же тебе сказал, что прощаю тебя.
Ваше величество! Помилуйте старика - он невиновен.
Ну, Федор Петрович! Ну, Федор Петрович! Будь по-твоему.
У Гааза был верный глаз. Он сразу видел, что за человек перед ним. Но и к закоренелым злодеям, убийцам он смело входил в камеру. Старался смягчить их душу, помочь, утешить. Он писал: «Профессия врача дает ему доступ не только к телу, но и к душе пациента. И постараться исцелить душу так же важно, как исцелить тело».
Когда человеку плохо, он мог прийти к Гаазу. Большой, сильный и бесконечно добрый человек участливо склоняется к нему, внимательно смотрит в глаза:
Ну, что у тебя, голубчик? Не отчаивайся! Все будет хорошо!
Доктор Гааз жил при созданной им полицейской больнице в Малом Казенном переулке. Здесь он и умер 16 августа 1853 года. В 1909 году во дворе больницы был поставлен памятник Федору Петровичу. Автор памятника знаменитый скульптор Андреев отказался взять деньги за свою работу.
Я не смог найти сведений о характере предсмертной болезни доктора. Она застала Федора Петровича врасплох. Он вел очень правильный образ жизни, отличался могучей силой и, казалось, несокрушимым здоровьем. Болезнь развивалась очень быстро и причиняла больному невообразимые страдания. В последний день своей жизни, когда боль стала нестерпимой, доктор приказал раскрыть настежь двери квартиры и принимать всех, кто еще нуждается в его утешении и помощи. К умирающему приехал проститься московский митрополит Филарет.
После смерти доктора в его квартире нашли только несколько старых телескопов - все, что осталось из его имущества. Утомившись за день видом людских страданий, Гааз по ночам любил смотреть на звезды.
Гроб с телом доктора несли на руках от Покровки до Введенского кладбища в Лефортово. Его провожала огромная толпа - двадцать тысяч человек. Тогдашний московский генерал-губернатор граф Закревский послал сотню казаков под командованием ротмистра Кинского с приказанием «разогнать чернь». Но, подъехав к похоронной процессии, ротмистр, потрясенный видом искреннего горя простых русских людей, слез с лошади, приказал казакам возвращаться в казармы и пешком пошел за гробом.
Узнав о смерти своего любимого доктора, каторжане на Нерчинских рудниках приобрели на свои деньги икону святого Феодора Стратилата.
На центральной аллее Введенского (немецкого) кладбища стоит могучий серый камень, на нем - большой крест из красного гранита. Вокруг могилы ограда из кандалов. Могила всегда в цветах. Проходящая мимо старушка останавливается и крестится на памятник:
Святой доктор, Федор Петрович!
На памятнике выбиты его знаменитые слова, которым он сам следовал всю жизнь:
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО!
Сергей Вознесенский
Сергей Александрович Вознесенский родился в 1940 году в Москве.
Окончил Московский педагогический институт им. В.И. Ленина. Кандидат физико-математических наук. Преподает физику и биофизику в Московской медицинской академии им. Сеченова.
Автор многочисленных научных и научно-методических трудов, учебников, статей.
Источник: Журнал "Москва" №12, 2004 г.
http://www.moskvam.ru/2004/12/voznesensky.htm
"Божий человек" доктор Гааз
На месте всем известной смотровой площадки на бывших Воробьевых, бывших Ленинских горах, близ вздыбившегося трамплина, на крутом берегу Москвы-реки, как раз напротив Девичьего поля, должен был выситься храм Христа Спасителя. Но разрабатывавший проект храма зодчий Витберг был сослан в Вятку, а взорванный в 30-е гг. храм был воздвигнут там, где нынче плещутся окутанные паром хлорные воды плавательного бассейна, словно перенесенные в Москву из Дантова Ада. Смотровая площадка, пожалуй, напомнит нам заключительные страницы романа, где Воландова кавалькада прощается с Москвой и навсегда покидает “город с монастырскими пряничными башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле”. Но уже ничто не напоминает о стоявшей здесь некогда Воробьевской пересыльной тюрьме, где целые дни проводил доктор Гааз, сначала наблюдая за устройством кузницы, а затем, чуть не в течение всей своей жизни, следя за перековыванием заключенных в легкие, специально им разработанные кандалы, - вместо страшного железного прута, сковывавшего по 10-12 узников.
Доктор Гааз был тюремный врач. Его жизнеописание мы находим в журнале “Наука и жизнь” (1980, N 12), в статье Б. Окуджавы “У Гааза нет отказа”. Фридрих Йозеф Гааз (Хааз) родился в 1780 г. в небольшом рейнском городе Мюнстерайфеле в семье медика. Он учился в Йене и Вене. Стал ассистентом профессора Шмидта, известного окулиста. Вняв уговорам князя Репнина, своего пациента, он приезжает в Москву. Так в 1803 г. он становится Федором Петровичем Гаазом. Молодой доктор быстро приобретает известность. Он внимательно и заботливо выслушивает и лечит больных, подробно беседует о причинах и ходе болезни сначала по-французски, а впоследствии уже и по-русски. Он не делает различий между барами и крепостными, богачами и нищими. В 1807 г. доктор Гааз назначен главным врачом военного госпиталя. В 1809-1810 гг. он совершает поездку на Кавказ, где открывает, исследует и описывает минеральные источники, вокруг которых вырастают со временем Железноводск, Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск. Доктор Гааз практически закладывает основы курортологии. Император Александр I награждает его Владимирским крестом, он получает титул надворного советника.
В 1812-1814 гг. доктор Гааз в качестве военного врача сопровождает русские войска в походах от Москвы до Парижа. На обратном пути он заезжает в свой родной город, хоронит отца и возвращается в Москву, где остается уже навсегда. К нему приходит богатство. Он владеет подмосковной деревней с сотней крепостных, суконной фабрикой, большим домом на Кузнецком мосту, белоснежными рысаками. В 1822-1826 гг. он занимает должность штадт-физика, то есть главного врача всей Москвы. В 1826 г. доктор Гааз способствует открытию глазной больницы в Москве, а в 1828 г. он получает назначение в Комитет попечительства о тюрьмах, учрежденный особым императорским указом. За четверть века он пропустил только одно из 293 ежемесячных заседаний комитета, когда сам уже был тяжело болен.
Доктор Гааз был главным врачом всех тюремных больниц и опекал всех заключенных, ссыльных, каторжников, которых через Москву гнали в Сибирь. Каждую колонну провожал доктор Гааз, осматривал больных, детей и женщин, приносил им еду, белье, теплую одежду.
Во время эпидемий, в том числе и холеры, доктор Гааз лечил главным образом бедняков: богатые боялись заразы и избегали врачей. Доктор расширял и улучшал существующие больницы, учреждал новые, руководил их постройкой. Через несколько лет доктор Гааз продает свой дом и деревню. Все деньги уходят на строительство и оборудование новых лечебных заведений, на пособия больным, арестантам. Сам же он отныне живет при больницах. Сперва - в здании Староекатерининской (ныне больница Московского областного клинического института в Орловском переулке), а с 1844 г. - в “полицейской” больнице в Малоказенном переулке (теперь это переулок Мечникова, а в здании бывшей больницы размещен Институт гигиены детей и подростков; именно там установлен памятник Гаазу).
В последние годы доктор жил с одним слугой, не покидавшим его до конца. Все, что оставалось от его имущества, все, что он получал от богатых пациентов и благотворителей, Гааз расходовал на расширение больниц, на лекарства, пищу, одежду и другие необходимые вещи для бедняков, арестантов, ссыльных и их детей.
Доктор Гааз считал, как отмечает в биографическом очерке о нем А.Ф. Кони (1897 г.), что необходимо справедливое, без напрасной жестокости отношение к виновному, деятельное сострадание к несчастному и призрение больного. За это доктор Гааз боролся всю жизнь. Слова “спешите делать добро” были его лозунгом, который он подтверждал день за днем. С непоколебимой любовью к людям и к правде делал он все возможное для смягчения участи несчастных страдальцев. Сильное душевное потрясение, видимо, испытанное при первом соприкосновении с ними, наложило отпечаток на чуткую душу этого просвещенного и благородного человека. Католик по вере, он всем своим существом проникся деятельным состраданием к ближним, помощь которым стала не только его чисто профессиональным долгом, но и страстным душевным влечением, внутренней потребностью, ради которой он постепенно вовсе перестал жить для себя. Все его состояние уходит на помощь униженным и обездоленным. В 1853 г. видного и известного московского врача, ставшего странным чудаком, “утрированным филантропом”, хоронят на счет полиции.
Никакое начальство не могло заставить доктора Гааза поступиться своими убеждениями. Вот один из примеров. Две девушки-арестантки, сестры, просили не разлучать их. Одна из них была больна, и тюремное начальство соглашалось оставить ее на некоторое время на пересылке. Другой же, которую уже дважды задерживали из-за болезни сестры, было отказано в ее просьбе. Доктор Гааз убедительнейше просит полицеймейстера Миллера оставить обеих. Тот не соглашается. Доктор настаивает, говоря, что “редкие случаи могут быть столь достойны уважения, как просьбы сих девушек, кои, будучи довольно молоды, могут лучше друг друга, нежели одна по себе, сберечь от зла и подкреплять к добру”. Доктор продолжает: “Говоря с господином Миллером на языке, который окружающие не разумели (то есть на иностранном), я сказал ему, что считаю себя обязанным о таковом происшествии довести до сведения государя, но сим не успев преклонить волю господина Мшдора к снисхождению, дошел до того, что напомнил ему о высшем суде, пред которым мы оба не минуем предстать вместе с сими людьми, кои тогда из тихих подчиненных будут страшными обвинителями. Господин Миллер, сказав мне, что тут не место делать катехизм, кончил, однако же, тем, что велел оставить обеих сестер”.
С колоссальным упорством доктор Гааз борется за своих подопечных, всячески стараясь облегчить их печальную участь. Делать это становится все труднее, противодействие нарастает, в том числе со стороны самых высоких ответственных лиц. Но упорный доктор не складывает оружия. И постепенно ему уступают. Как пишет А.Ф. Кони, быть может, некоторым его противникам из-за серой массы “развращенных арестантов”, с упованием и благодарностью смотревших на оскорбляемого, но настойчивого чудака, - стал видеться тот ангел Господень, на которого он с такою уверенностью ссылался и у которого был “свой статейный список”.
Вот еще одно свидетельство. “Я встречал иногда в некоторых домах Москвы доктора Гааза, - он энергическою своею осанкою напоминал Лютера; я застал его в 1850 г. при человеколюбивой деятельности его в качестве врача при пересыльном арестантском замке на Воробьевых горах. В одно воскресенье поехал я туда для присутствования при тяжком зрелище отправления этих несчастных в Сибирь; в числе их была одна женщина - присужденная к каторжным работам; она уже была поставлена в общий строй для шествия пешком, когда приехал гражданский губернатор; на просьбу этой арестантки позволить ей сесть на одну из телег, всегда сопровождающих конвой и назначенных для детей и слабосильных, он в резких выражениях отказал; тогда приблизился к ней доктор Гааз и, удостоверившись в крайнем истощении ее, обратился к губернатору с заявлением, что он не может дозволить отправления ее пешком; губернатор возражал и упрекал его в излишнем добродушии к преступнице, но Гааз настаивал и, отозвавшись, что за больных отвечает он, приказал принять эту женщину на телегу; губернатор хотел отменить это распоряжение, но Гааз горячо сказал, что он не имеет на это права и что он тотчас донесет об этом генерал-губернатору Закревскому; тогда только губернатор уступил, и женщина отправлена была в телеге. В тот же день я был очевидцем, как одного каторжника заковали, и так неумело, что нога его оказалась в крови и он от боли не мог встать - тогда Гааз велел его расковать, приняв на себя ответственность за возможный побег. Возвратившись в Москву, я поехал к Рогожской заставе, через которую проходил конвой арестантов, и здесь опять встретил доктора Гааза, желавшего удостовериться, не отменены ли его приказания относительно слабосильных арестантов, и вновь подошедшего с одобрением и теплыми словами к женщине, сидевшей на телеге и освобожденной им от пешего хождения по этапам”.
Доктор настаивает на отмене распоряжения прогонять этап окраинами Москвы, минуя ее оживленные и населенные улицы и не тревожа спокойствия их обитателей видом ссыльных и звоном кандалов. Мысль об ограждении “счастливых” от напоминаний о “несчастных” была непонятна Гаазу и казалась ему идущей вразрез с добрыми свойствами русского человека, не хранящего злобы против наказанного преступника. Этот иностранец глубже, чем официальные власти, понимал высокий нравственный смысл сострадательного отношения русского человека к несчастным. Кроме того, провод ссыльных по окраинам лишал их обильных подаяний, отовсюду сыпавшихся им на пути через Замоскворечье, Таганку и Рогожскую часть.
Мы читаем у А.Ф. Кони, как к Рогожскому полуэтапу подъезжала утром в понедельник известная всей Москве пролетка Федора Петровича и выгружала его самого и корзины с припасами, собранными им за неделю для пересыльных. Доктор ободрял колодников, а к некоторым, в которых успел подметить “душу живу”, обращался со словами: “Поцелуй меня, голубчик”, - и долго провожал глазами тронувшуюся партию, медленно двигавшуюся, звеня цепями, по знаменитой Владимирке. Иногда встречные москвичи, торопливо вынимая подаяние, замечали, что вместе с партией шел - нередко много верст - старик во фраке, с Владимирским крестом в петлице, в старых башмаках с пряжками и в чулках, а если это было зимою, то в порыжелых высоких сапогах и в старой волчьей шубе. Но москвичей не удивляла такая встреча. Они знали, что это “Федор Петрович”, “святой доктор” и “Божий человек”, как привык звать его народ. Они догадывались, что ему, верно, нужно продлить свою беседу с ссыльными, или, быть может, какое-нибудь свое пререкание с их начальством.
Глубочайшие христианские побуждения, лежавшие в основе всего того, что делал доктор Гааз, поразительны и неизменны. Характерен следующий эпизод. Председателю тюремного комитета, знаменитому митрополиту Филарету, наскучили постоянные ходатайства доктора за “невинно осужденных” арестантов. “Вы все говорите, Федор Петрович, - сказал Филарет, - о невинно осужденных... Таких нет. Если человек подвергнут каре - значит, есть за ним вина”. Вспыльчивый и сангвинический Гааз вскочил с своего места. “Да вы о Христе позабыли, владыко!” - вскричал он, указывая тем и на черствость подобного заявления в устах архипастыря, и на евангельское событие - осуждение невинного Иисуса Христа. Все смутились и замерли на месте: таких вещей Филарету, стоявшему в исключительно влиятельном положении, никогда еще и никто не дерзал говорить. Но глубина ума Филарета была равносильна сердечной глубине Гааза. Он поник головой и замолчал, а затем, после нескольких минут томительной тишины, встал и, сказав: “Нет, Федор Петрович. Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл, - Христос меня позабыл!..” - благословил всех и вышел.
При посещении императором Николаем московского тюремного замка “доброжелателями” Гааза был указан государю старик 70 лет, приговоренный к ссылке в Сибирь и задерживаемый доктором в течение долгого срока в Москве по дряхлости. “Что это значит?” - спросил государь Гааза, которого знал лично. Вместо ответа тот стал на колени. Думая, что он просит таким своеобразным способом прощения за допущенное им послабление арестанту, государь сказал ему: “Полно! Я не сержусь, Федор Петрович, что это ты, встань!” - “Не встану!” - решительно ответил Гааз. - “Да я не сержусь, говорю тебе... Чего же тебе надо?” - “Государь, помилуйте старика, ему осталось немного жить, он дряхл и бессилен, ему очень тяжко будет идти в Сибирь. Помилуйте его! Я не встану, пока вы его не помилуете”. Государь задумался... “На твоей совести, Федор Петрович!” - сказал он, наконец, и изрек прощение. Тогда счастливый и взволнованный Гааз встал с колен.
Гааз не ограничивался помощью и утешением. Он настойчиво распространял среди арестантов евангельское учение, раздавал книги. “Нужно видеть то усердие, с которым люди сии книг просят, ту радость, с которою они их получают, и то услаждение, с которым они их читают!” Для этого он вошел в официальные сношения с богатым петербургским купцом Арчибальдом Мерилизом. “В российском народе, - писал он ему, прося помощи, - есть пред всеми другими качествами блистательная добродетель милосердия, готовность и привычка с радостью помогать в изобилии ближнему во всем, в чем он нуждается, но одна отрасль благодеяния мала в обычае народном: сия недостаточная отрасль подаяния есть подаяние книгами Священного Писания и другими назидательными книгами”. Мало этого. В 1841 г. Гааз издает на свой счет книжку в 44 страницы под заглавием: “А. Б. В. христианского благонравия. Об оставлении бранных и укоризненных слов и вообще неприличных на счет ближнего выражений или о начатках любви к ближнему”. Эту книжку Гааз раздавал всем уходившим из Москвы по этапу. Доктор сам сделал для хранения ее особые сумочки, которые вешались на шнурке на грудь. И сумочки, и книжки он привозил с собою на этап и там оделял ими всех.
Доктор Гааз упорно боролся и за общее смягчение нравов, и за смягчение законодательства, в частности, в отношении крепостного права. Возможно, впервые он решительно и настойчиво вводит в обиход такие понятия, как права арестантов, каторжников, ссыльных. Особенно сердечным было его отношение к больным. Он буквально выплакал (перед князем Щербатовым) себе право неограниченного приема больных, так что на “беспорядки” все, начиная с генерал-губернатора, стали по молчаливому соглашению смотреть сквозь пальцы.
Врачуя тело, Гааз умел врачевать и упавший или озлобленный дух, возрождая в людях веру в возможность добра на земле. Верный путь к счастью, по его словам, не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми. Нужно любить их, причем, чем чаще проявлять эту любовь, тем сильней она будет, подобно магниту, сила которого сохраняется и увеличивается оттого, что он непрерывно находится в действии.
Последние дни доктора Гааза были мучительны. У него сделался громадный карбункул, но переносил страдания доктор спокойно и мужественно, и лицо его, как всегда, сияло “каким-то святым спокойствием и добротою”. На похороны стеклось до двадцати тысяч человек, и гроб несли на руках до Введенского кладбища. После смерти доктора один из его коллег издает рукопись Гааза “Appel aux femmes”, где в форме духовного завещания-обращения к русским женщинам излагаются те нравственные и духовные начала, которыми была проникнута жизнь доктора, систематизируются проявления любви и сострадания, составляющие движущую силу его вседневной деятельности. Всей своей личностью доктор Гааз утверждал: и один в поле воин!
Память о Фридрихе Йозефе Гаазе, немецком докторе , уже два века сохраняется в России. Он посвятил жизнь делам милосердия, считая своим долгом, не откладывая, делать добро. В последний путь доктора Гааза провожало более 20 тысяч человек.
В Германии
Федор Петрович (а именно так называли его в России) уроженец городка Бад-Мюнстерайфель. Он появился на свет в 1870 году в семье аптекаря. Одаренный юноша получил блестящее образование: математическое, богословское, медицинское. Стал специалистом по глазным болезням.
Его врачебное искусство испытал на себе русский князь Репнин и предложил молодому медику отправиться в Российскую империю.
Начало карьеры
В Москве его работу высоко оценила вдовствующая императрица Мария Федоровна, он был назначен главврачом Павловской больницы. Плата за лечение от состоятельных пациентов позволила ему приобрести большой дом и имение с фабрикой. Однако уже в ту пору он стал известен как доктор для бедных.
У истоков курортов Кавказа
В 1809 году вместе с помощниками он отправился поправить собственное пошатнувшееся здоровье в горы. Там он изучал свойства минеральной воды , на себе проверял их действие на организм, исследовал флору местности.
Собранные данные были доставлены в Академию наук, где приняли решение развивать курортную деятельность региона. Один из источников Ессентуков до сих пор называется Гаазовским.
Во время войны с Наполеоном
В действующей армии он был хирургом , оказывал помощь в битвах под Смоленском и на Бородинском поле, с войсками дошел до Парижа. На обратном пути Федора Петровича нашла весть о предсмертной болезни отца. Он успел с ним попрощаться и поддался уговорам матери и братьев задержаться дома.
Главный медик столицы
Вскоре Гааз возвратился в Москву. В походе он почти в совершенстве овладел русским языком. Через 10 лет городские власти назначили его главой всего аптекарского управления. Его требовательность и неподкупность многим не понравились.
Пробыв в должности год, он вынужден был уволиться. Однако затеянные против него суды продолжались еще не один год, впрочем, по всем делам его признали невиновным.
Тюремное попечительство
Благодаря хлопотам Ф. Гааза в рамках работы комитета удалось улучшить условия содержания заключенных в тюрьме. Он потратил собственное состояние и нашел подход к сердцам других меценатов: они помогли построить здание для краткого отдыха каторжников на пути в сибирскую ссылку.
Гааз добился распоряжения, чтобы слабые и малые ехали на телегах. Заботился об открытии школ для детей каторжан. Благодаря его вмешательству, часть приговоров была пересмотрена. Надеясь получить помилование для одного преступника 70 лет, он дошел до императора, который удовлетворил его просьбу.
Там, где не хватало его влияния – помогал авторитет митрополита Филарета (Дроздова), также принимавшего участие в тюремных нововведениях. Гааз разработал облегченный вариант кандалов и проверил их на себе. Теперь те, кто проходил через пересыльные тюрьмы Москвы, были закованы именно в них. Для калек и слабых цепи отменили вообще.
Перестали и выбривать половину головы идущим на каторгу: считалось, что эта процедура отбивает желание бежать, поскольку беглого легко опознать. Женщин освободили от этой меры совсем, мужчинам оставляли волосы в период холодов.
По его ходатайству комитет принял решение о запрете этапирования заключенных с помощью железного прута : несколько человек разного возраста и здоровья днями шли вместе, словно «нанизанные» на такой прут.
Будучи христианином, он пытался взывать к совести преступников , беседовал с ними, никого не отвергал, издавал на свои средства полезные для души книги для распространения и вел переписку с арестантами.
Участвовал в строительстве храма для них, организовал несколько мастерских и приют для детей, чьи родители отбывали наказание в заключении. Подумал он и о женах узников: для них устроили дом с дешевыми комнатами.
Его часто видели на этапе, куда он приезжал, чтобы раздать еду и хоть немного денег на дорогу. По его требованию тракт, которым шли люди, был сделан шире и ровнее.
За благотворительность он был пожалован орденом св. Владимира.
Кончина и память
В 1844 году по его инициативе открылась полицейская больница, где на безвозмездной основе принимали больных. При ней в маленькой комнатке доктор Гааз и жил до своей смерти в 1853 году. Хоронили его за казенный счет, проститься с благодетелем пришли тысячи благодарных жителей города.
В Петербурге действует тюремная больница его имени, в Москве есть улица Федора Гааза, скромный бюст возле дома, где он жил, и музей. Несколько учебных и лечебных заведений в других городах также носят его имя как символ доброты и бескорыстного служения людям.