Сас родезии. Скауты селуса - вербовка, отбор и подготовка в спецназ родезии

С. Коломнин "Последний бой родезийской SAS..."

Сергей КОЛОМНИН

Операция «Бинбег»

последний бой родезийской SAS

После исчезновения с политической карты Южной Родезии и образования на ее месте государства Зимбабве, большая часть бойцов родезийского спецназа («Скауты Селуса», SAS и «легкой пехоты» Южной Родезии) перебрались в ЮАР и поступила на службу в южноафриканские вооруженные силы. На их основе были созданы два новых разведывательно-диверсионных отряда южноафриканских коммандос: 3-й, в который вошли в основном, чернокожие «Скауты Селуса» и 6-й, основу которого составили бывшие родезийские сасовцы. Однако эти два подразделения просуществовали недолго, немногим более года. К середине 1981 года большинство родезийских спецназовцев, выполнив 12-месячные контракты с ВС ЮАР, покинули южноафриканские разведывательно-диверсионные формирования - Reconnaissance commando (Recces). В основе разногласий между родезийцами и южноафриканцами лежал различный подход к методике проведения спецопераций, а также излишнее, по мнению командования ВС ЮАР, стремление родезийцев к самостоятельности.

Сыграли свою роль и языковые, и даже религиозные различия. Ангологоворящие родезийцы не слишком охотно изучали официальный язык Recces - африкаанс. А религиозные убеждения потомков буров (реформаторская голландская церковь) входили в противоречие с убеждениями большинства родезийцев, исповедовавших другие религиозные направления. Все это вместе взятое, в конце концов, дало основание некоторым высшим офицерам Recces объявить «о принципиально различных культурах родезийского и южноафриканского спецназа».

Однако перед своим уходом родезийцы все же смогли хорошенько «хлопнуть дверью»: их усилиями в Мозамбике была проведена операция «Бинбег», имевшая далеко идущие последствия и наделавшая немало шума в международной прессе.

Используя опыт родезийской войны

В начале 80-х годов ХХ века на территории соседнего с ЮАР Мозамбика действовало несколько учебных центров и учреждений оппозиционного Африканского Национального Конгресса. В мозамбикской провинции Нампула на севере страны, например, находился лагерь, в котором проходило подготовку до 150 бойцов боевого крыла АНК - «Умконто ве сизве». Отряды «Умконто», используя Мозамбик как базу, проводили операции в ЮАР. В столице Мозамбика, Мапуту и его пригородах АНК принадлежало свыше 30 домов и квартир, использовавшихся как политическими, так и военными структурами АНК. Несколько таких резиденций АНК в пригороде Мапуту - Матоле и стали объектом операции «Бинбег».

Южноафриканцы паредполагали, что в Матоле, которая располагалась в 16 км от мозамбикской столицы, находиться «крупный штаб АНК и ЮАКП (южноафриканская компартия – С.К.) по планированию военных операций в ЮАР». Коммандос должны были атаковать три объекта в Матоле, захватить или уничтожить находившихся там активистов АНК, вывезти представлявшую разведывательную ценность документацию. Штаб специальных сил ВС ЮАР рассчитывал и на захват руководителя ЮАКП и члена руководства АНК Джо Слово, которого южноафриканские спецслужбы считали полковником советского КГБ. Джо Слово отвечал в руководстве АНК за планирование боевых операций и, получив данные, что Слово периодически бывает в Матоле, южноафриканцы решили нанести удар. Задача по разработке и осуществлению операции была возложена на бывшего родезийского сасовца, командира 6-го разведотряда Recces полковника Гарта Баррета.

Акция задумывалась как секретный рейд спецназа, а не войсковая операция. Среди средств доставки коммандос к цели обсуждались: самолет с выброской парашютистов, вертолетный десант, морской десант на побережье с надводного корабля или подводной лодки. Однако последний вариант отвергли сразу, поскольку субмарина не могла обеспечить доставку ни достаточного количества спецназовцев, ни тяжелого вооружения (пулеметов, гранатометов), на чем настаивали родезийцы. По этой же причине отказались и от высадки десантно-штурмовой группы на побережье. Выброску парашютистов и вертолетный десант, как неспособные обеспечить секретность миссии также отвергли.

В конце концов, выбор был сделан в пользу колонны грузовиков, закамуфлированных под мозамбикские военные машины, которая и должна была скрытно доставить спецназ на место. Поскольку операция была поручена 6-му «родезийскому» отряду Recces, было решено положиться на богатый опыт «Скаутов Селуса» и сасовцев, приобретенный ими во время родезийской войны.

«Скауты» и сасовцы уже проводили на территории Мозамбика подобные акции. Так в мае 1976 года около двух десятков родезийцев, по большей части чернокожих, выдав себя за военнослужащих правительственной армии, на четырех грузовиках пересекли границу с Мозамбиком и углубились на территорию страны более чем на сто километров. Они скрытно окружили базу зимбабвийских партизан ЗАНЛА, атаковали и разгромили ее, уничтожив склады, где хранилось большое количество оружия и боеприпасов. В июне того же года «Скауты Селуса» провели еще одну подобную операцию в Мозамбике. Она носила кодовое название «Лонг Джон». В ходе акции 58 спецназовцев на четырех грузовиках, закамуфлированных под машины правительственной армии Мозамбика, проникли в город Мапаи и уничтожили 19 членов ЗАНЛА и полтора десятка автобусов и грузовиков, используемых партизанами для перевозки личного состава и оружия.

Поэтому опыт по скрытному проникновению на автомобилях в Мозамбик у спецназовцев-родезийцев, составлявших основу 6-го южноафриканского разведотряда, был. А в распоряжении южноафриканцев были грузовики советского производства «ГАЗ» и «ЗИЛ», а также бронированные машины БРДМ, БТР-152 и БТР-60ПБ, захваченные в период боевых действий в Анголе. Мозамбикская армия имела на вооружении аналогичную технику, поэтому достаточно было доставить из Намибии с трофейных складов несколько таких исправных машин и нанести на них опознавательные знаки Вооруженных сил освобождения Мозамбика (ФПЛМ).

Попытка номер «раз»

Родезийцы хотели, чтобы каждая машина, готовившаяся для секретного рейда, была оснащена тяжелом вооружением, вплоть до автоматических ЗУ. Их предполагалось скрыть под слоем брезента в кузовах и использовать для огневой поддержки спецназа при штурме зданий. Южноафриканцы возражали, справедливо полагая, что лишний шум для такой операции ни к чему. В конце концов, между родезийцами и южноафриканцами был достигнут некий компромисс: на каждом грузовике предусматривалась установка 12,7-мм или 14,5-мм пулеметов советского производства, а в кузовах некоторых монтировались 106-мм безоткатные орудия. И все же на одном из грузовиков бывшие сасовцы тайно от командования Recces установили 20-мм скорострельную пушку, снятую со старого истребителя ВВС Родезии «Вампир».

Командовал операцией «Бинбег» командир 6-го разведотряда Recces бывший офицер SAS Южной Родезии полковник Гарт Баррет. В целях изоляции Матолы он планировал на всех дорогах выставить т. н. стоп-группы, одетые в форму мозамбикской армии. Одновременно на въезде и выезде из Матолы должны были быть установлены заграждения и таблички с надписями «Стоп, проезд запрещен!» на португальском языке. В состав оцепления выделялись только чернокожие спецназовцы, владевшие португальским языком. Они должны были действовать под видом мозамбикских военных патрулей и в случае необходимости применять как стрелковое оружие, так и гранатометы. На эти группы была возложена задача изолировать Матолу от внешнего мира. Они же должны были перерезать все телефонные линии, ведущие в Мапуту. Для придания таким группам мобильности они снабжались велосипедами «Геркулес».

В конце ноября 1980 года подготовка операции в основном была завершена. Спецназ и транспортные машины, переправленные из Намибии, сконцентрировались в 25 км от пограничного пункта Коматипурт, через который проходило шоссе, связывающее ЮАР с Мозамбиком. Для пересечения границы была выбрана точка в нескольких десятках километрах к югу от шоссе. В назначенный час колонна пересекла границу через сделанный заранее проход в заграждениях из колючей проволоки и устремилась к шоссе, до которого было более 40 км. Местность представляла собой дикую африканскую саванну и с первых же часов марша спецназ стали преследовать неудачи. Машины советского производства, доставленные из Намибии, находились в крайне плохом техническом состоянии, и то и дело выходили из строя. В довершение ко всему, начались неполадки со связью. Когда одометр командирской БРДМ полковника Баррета отметил 43-й километр от границы, ему сообщили что два грузовика окончательно встали.

Баррет вышел на связь с командным пунктом и доложил о своем решении прекратить операцию. Всего в ста метрах от заветного шоссе на Матолу колонна развернулась и направилась в обратный путь. Аварийные машины пришлось тащить на буксире: бросить их на территории Мозамбика означало немедленно раскрыть всю операцию.

Следующие два месяца отряд спецназа и приданные ему ремонтники занимались восстановлением неисправной техники, тестированием связи и тренировками по штурму и зачистке зданий. Удалось добиться устойчивой «внутренней радиосети» в колонне. Специалистам даже пришлось заменить советскую радиостанцию на командирском БРДМ на другую, «более надежную». В состав колонны были также включены два грузовика южноафриканского производства «Samil».

Разногласия нарастают

У Баррета то и дело возникали трения с командованием специальных сил ВС ЮАР. Бывшего родезийского сасовца упрекали в пренебрежении технической стороной дела и самонадеянности. Ему также ставили в вину и «чрезмерную опору на одних только родезийцев». Однако Баррету удалось отстоять свой план проведения операции, хотя он и согласился на включение в команду нескольких южноафриканцев и замену ряда командиров.

Наконец, во второй половине января 1981 года разведотряд коммандос был готов повторить попытку рейда на Матолу. Перед повторным вторжением спецслужбы ЮАР провели тщательную разведку. Она показала, что нет никаких признаков того, что первое проникновение спецназа на мозамбикскую территорию было раскрыто. Поэтому штаб специальных сил дал операции «Бинбег» зеленый свет.

В кабине каждого грузовика колонны следовали по два чернокожих водителя (основной и резервный), владеющих португальским языком. Весь отряд спецназа был разбит на три оперативные группы (по числу атакуемых объектов) и мобильный штаб, который включал командирскую БРДМ полковника Баррета и крытый брезентом грузовик «ГАЗ-66», в кузове которого находился медицинский пункт и несколько вооруженных бойцов. Единственная бронированная машина колонны - командирская БРДМ должна была в случае открытого столкновения с подразделениями ВС Мозамбика принять на себя главный удар, обеспечив отход остальных машин.

Группу «А» в составе семнадцати спецназовцев возглавлял легендарный родезийский спецназовец капитан Роберт Маккензи, человек, который был отмечен «самым большим количеством наград из всех служивших в Родезии американцев». В частности, Маккензи был награжден «Бронзовым крестом» «за храбрость и решительность в бою», а затем удостоен «Серебряного креста» за исключительные заслуги перед Родезией. Команда Роберта Маккензи следовала на грузовике «Samil» и советском «ГАЗ-66». Кроме задачи по уничтожению своего объекта, она отвечала за безопасность передвижения колонны.

Группа «В» под командованием майора Криса Стейнберга насчитывала 22 человека. Она передвигалась на трех советских грузовиках, и являлась главной ударной силой диверсионного отряда. Группа «С» возглавляемая лейтенантом Майком Ричем имела в составе 17 операторов 6-го Recce, двигавшихся на двух машинах. Таким образом, в составе колонны коммандос, готовой пересечь границу ЮАР с Мозамбиком, следовало 68 коммандос на восьми грузовиках и одной БРДМ. Все они были экипированы в камуфлированную форму мозамбикской армии, вооружены автоматами и пулеметами Калашникова, помповыми ружьями, гранатометами РПГ-7, ручными гранатами и пистолетами с глушителями. На борту грузовиков с мозамбикскими военными номерами имелся необходимый запас взрывчатки и патронов, радиостанции для связи между группами и командованием.

В 8 часов вечера 29 января 1981 г. вереница машин, замаскированная под мозамбикскую военно-транспортную колонну вышла со своей временной базы под Коматипуртом по направлению к границе. В 9 часов 30 минут вечера она достигла пункта перехода и по сделанному проходу в колючей проволоке вошла на территорию Мозамбика. Автомобили и головная БРДМ двигались с выключенными фарами, ориентируясь на сигналы фонариков высланных вперед пеших патрулей. Они проводили разведку саванны, помогая водителям выбирать правильную дорогу и избегать возможных населенных пунктов и минных полей. Около часа ночи БРДМ Гаррета выехала на асфальтовую дорогу, ведущую в Матолу. Колонна выстроилась в походный порядок и с зажженными фарами устремилась к цели. При встрече с военными автомашинами, сидящие за рулем чернокожие спецназовцы приветствовали их жестами, принятыми в таких случаях или восклицанием на португальском языке.

Перед въездом в Матолу машины пересекли мост через реку. К удивлению Баррета переправа никем не охранялась, и он решил исправить эту «оплошность», выставив там свой блок-пост, замаскированный под военнослужащих мозамбикской армии. Стоп-группа на мосту была хорошо вооружена и в случае необходимости вполне могла продержаться некоторое время. Однако коммандос получили указание Баррета пока пропускать беспрепятственно все гражданские автомобили, чтобы до поры не поднимать лишнего шума. Подобный же блок-пост был установлен и на дороге, выходящей из Матолы в сторону Мапуту. Полностью оцепление должно было «заработать» по команде Баррета, в момент, когда первые спецназовцы начнут штурмовать свои объекты.

Мобильный штаб операции во главе с Барретом, который контролировал ситуацию по радио, разместился на шоссе при въезде в Матолу. Перед атакой штурмовые группы спецназовцев разбились на тройки, многие надели на голову стальные каски-шлемы. У командиров троек были достаточно точные планы построек, в которых находились члены АНК. По команде Баррета группы спецназа начали одновременный штурм всех объектов.

«Свой» или «чужой»?

Первая же атака принесла успех - при нападении на одно из зданий АНК, спецназу удалось захватить девятерых членов АНК, в этот момент выходивших на улицу. Однако, воспользовавшись перестрелкой и начавшейся вслед за этим суматохой, семерым из них удалось сбежать. Как выяснилось впоследствии, среди них находился известный командир «Умконто ве сизве» Мосто Мокгабуди. При бегстве он был ранен очередью из автомата и впоследствии скончался в больнице Мапуту.

Спецназовцы шли на штурм зданий в стандартной «полицейской» манере: вышибали двери, забрасывали помещения гранатами. В ответ из темноты раздавались очереди из автоматов бойцов АНК, охранявших здания. По воспоминаниям родезицев, участников рейда на Матолу, самым сложным при ночном штурме стала идентификация «свой - чужой». Большинство коммандос, как и охрана АНК были вооружены оружием советского производства. Поэтому по звуку невозможно было определить, свой это выстрел, или противника. В начавшейся неразберихе при штурме одного из домов АНК были ранены партнеры капитана Роберта Маккензи: лейтенант Рич Станнард, сержант Майк Смит и сержант-медик Энди Джонстон. Сержант Лан Стил был убит, а капрал Джим Паркс получил смертельное ранение и позже, уже в ЮАР скончался.

Группе «С» под командованием лейтенанта Майка Рича удалось проникнуть в здание незамеченной и уничтожить шестерых членов АНК, которые не успели оказать никакого сопротивления. Позднее командование «Умконто» признало, что эти «активисты были застигнуты врасплох и застрелены в своих постелях». Сложнее всего пришлось группе «В». Объект, который она штурмовала, был самым большим и представлял собой двухэтажный дом с хозяйственными постройками и гаражом. Ожидая, что именно здесь будет оказано наиболее ожесточенное сопротивление, спецназовцы подогнали к входу в здание грузовик со 106-мм безоткатным орудием в кузове и установленным на кабине 14,5-мм пулеметом. В случае неудачи штурма резиденцию предполагалось просто расстрелять. Однако этого не потребовалось.

Головная группа спецназа во главе с капитаном Корри Меерхольцем сразу же наткнулась на охранника, вооруженного пулеметом. Видимо, приняв людей в камуфлированной форме за солдат правительственной армии Мозамбика, тот не открыл огонь. Но, даже поняв, что перед ним противник, опешивший охранник почему то медлил с открытием огня. Тогда командир штурмовой группы, стремясь выиграть время, вступил с ним в переговоры. Лишь когда Меерхольц убедился, что охранник не сдастся, он бросил в проем двери гранату. В ответ раздалась длинная очередь из пулемета. Между тем вторая часть штурмовой группы, воспользовавшись ведущимися переговорами, окружила здание. Первые выстрелы послужили сигналом к общему штурму. Спецназовцы прочесывали комнату за комнатой, уничтожая всех, кто оказывал сопротивление. Раненых и оглушенных брали в плен. Найденные документы тщательно собирали, прихватывая в качестве трофеев и стрелковое оружие. В частности, при штурме был захвачен английский пистолет-пулемет «СТЭН», который позже был доставлен в штаб-квартиру Recces и выставлен там в качестве трофея.

По данным ЮАР при штурме резиденций АНК в Матоле погибло тринадцать членов АНК и пятеро захвачены в плен. По данным АНК погибло 15 человек и трое активистов «были похищены и увезены в ЮАР». Однако руководителя ЮАКП Джо Слово среди них не оказалось. Как выяснилось позднее, он покинул одно из зданий всего за несколько часов до штурма. Среди погибших оказался и один человек никакого отношения к АНК не имевший. Им стал португальский инженер Жозе Рамуш, работавший в Мозамбике по контракту с правительством. Он не подчинился требованиям спецназовцев из стоп-группы и попытался объехать на своей машине выставленные на дороге заграждения. Очередью из автомата он был убит. В операции «Бинбег» спецназовцы потеряли трех человек убитыми, несколько операторов было ранено.

Вся операция по штурму и захвату трех зданий в Матоле продлилась восемнадцать минут, что на три минуты превышало запланированный норматив. Около четырех часов утра все штурмовые группы сосредоточились на выезде из Матолы и форсированным маршем по шоссе двинулись в сторону границы. Преследования не было и, через несколько часов, колонна была уже на территории ЮАР.

Операция «Бинбег» стала последней операцией 6-го «родезийского» разведотряда южноафриканских коммандос. Вскоре после ее завершения полковник Гарт Баррет подал в отставку. За ним последовало около 60 спецназовцев, не захотевших продлевать свой контракт с южноафриканскими специальными силами. В 6-м отряде Recces осталось немногим более двадцати бойцов, поэтому в рамках проводимой реформы спецсил армии ЮАР в мае 1981 года он был расформирован, а личный состав, изъявивший желание продолжить службу в спецсилах ЮАР, был передан в распоряжение командования 1-го разведывательного полка. Вслед за Барретом и его товарищами последовала и часть бывших «Скаутов Селуса». Те, кто захотел остаться, были зачислены в состав 5-го разведывательного полка ВС ЮАР. Чтобы не «раствориться» среди южноафриканцев и сохранить память о родезийском спецназе, в частности «Скаутах Селуса», их символ – изображение парашюта в окружении «крылышек», символизирующих орлана-рыболова, птицу, распространенной по всей Южной Родезии - был включен в эмблему 5-го разведполка спецсил ЮАР. Военнослужащим полка также было передано на хранение знамя и легендарных родезийских «Скаутов Селуса».

О войне в Анголе в последние годы стало известно больше – с документов снят гриф секретности, появились воспоминания ветеранов, причем не только советских, но и противника. Преданы гласности операции, о которых раньше знали единицы. Но выполнение интернационального долга в Мозамбике остается белым пятном.

А ведь участие наших военных в этом конфликте было не менее напряженным, чем в ангольском. Советским специалистам приходилось не только обучать африканских коллег, но и помогать им отражать атаки соседних государств, в частности Родезии и ЮАР.

Командировка за экватор

Сколько советских специалистов погибли в Мозамбике при исполнении своих обязанностей, сказать трудно. По официальным данным, с 1975 по 1991 год 21 человек. Иногда называются цифры от 30 до 40. Обстоятельства гибели по крайней мере пяти военнослужащих стали известны только в 2000-х.

“ Родезийский спецназ проводил настолько эффективные операции, что они до сих пор изучаются в военных училищах многих стран ”

До 1974-го Мозамбик был колонией Португалии. В апреле того года в Лиссабоне произошел военный переворот левого толка, страна выбрала социалистический путь развития. И как следствие отказалась от колоний. В одной из них – Анголе почти сразу вспыхнула гражданская война, поскольку за власть там боролись несколько партий. Постепенно в нее втянулся и СССР, сделавший ставку на МПЛА, которая в итоге и пришла к власти. А в Мозамбике колониальной администрации противостояло единственное национально-освободительное движение ФРЕЛИМО – «Фронт освобождения Мозамбика». Партизанская война, которую он вел против португальской армии, до середины 70-х годов тянулась с переменным успехом. Ни одна из сторон не обладала достаточным преимуществом, чтобы победить. Португальская армия воевать не очень хотела, а руководство ФРЕЛИМО понимало, что сил свергнуть колониальный режим не хватает. И уж тем более не задумывалось, что будет в случае, если придет к власти. Но после победы «революции гвоздик» именно это и произошло.

Президентом Республики Мозамбик стал Самора Машел, немедленно объявивший о социалистическом пути развития. Естественно, это не могло пройти мимо внимания СССР – дипломатические отношения между двумя странами были установлены в день провозглашения независимости страны, 25 июня 1975 года. И почти сразу же пошла помощь из Москвы: экономическая, финансовая, политическая, военная.

Первая группа советских военных специалистов прибыла в страну уже в 1976-м. Они начали работу по созданию Генерального штаба и основных видов вооруженных сил и родов войск. Одни командированные, как Г. Канин, находились там в качестве специалистов военной разведки мозамбикского Генштаба, помогали налаживать работу радиоперехвата, агентурной и радиоразведки. Другие, как Н. Травин, занимались подготовкой кадров ПВО для комплектования частей Народной армии. Группа специалистов во главе с полковником В. Сухотиным сумела обучить местных военнослужащих обращению со всеми ствольными комплексами зенитной артиллерии и ПЗРК «Стрела-2». В конце 70-х из СССР полным ходом начали поступать боевая техника и вооружение. В 1979 году в страну прибыли 25 МиГ-17, а в 1985-м в ВВС Мозамбика была сформирована эскадрилья МиГ-21бис. Офицеры советских ВДВ подготовили парашютно-десантный батальон, а пограничники развернули четыре бригады погранвойск. Были созданы военное училище в Нампуле, учебный центр в Накале, учебный центр пограничных войск в Иньямбане, школа младших авиационных специалистов в Бейре, автошкола в Мапуту.

В шаге от Зимбабве

А в стране шла гражданская война, в которой тайно участвовали сразу несколько государств. Политика Саморы Машела, строившего социализм по-африкански, к улучшению качества жизни не привела. Национализация предприятий, массовая эмиграция квалифицированного белого населения, отсутствие местных грамотных кадров превратили экономику страны едва ли не в руины. Несколько провинций оказались на грани голода. Местные жители с удивлением обнаружили, что жить они стали гораздо хуже, чем при колонизаторах. В политическом отношении в стране образовалась жесткая однопартийная система, вся власть сосредоточилась в руках центра. К тому же новое правительство первым делом создало большой репрессивный аппарат. В стране зрело недовольство.

В этот момент в политику активно вмешался западный сосед – Родезия (с 1980-го – Республика Зимбабве). Это было уникальное государственное образование. Страна возникла в конце XIX века как личная инициатива промышленника и политика Сесила Родса. До 1965 года она находилась под управлением британской короны –формально не являясь колонией. Однако власть принадлежала белому меньшинству. Это вызывало недовольство в Лондоне, который настойчиво требовал передать управление страной африканцам. Белые родезийцы сопротивлялись как могли – в итоге противостояние вылилось в то, что в 1965 году премьер Ян Смит в одностороннем порядке провозгласил независимость от Великобритании. Данный акт был резко осужден в ООН – Родезия стала непризнанным государством. При этом в стране имелись развитая экономика, политическая система и хорошо обученные вооруженные силы. Армия Родезии считалась одной из самых эффективных в Африке: достаточно сказать, что за все время существования – с 1965 по 1980 год – она не проиграла ни одного сражения, коих было немало. А спецназ проводил настолько эффективные операции, что они до сих пор изучаются в военных училищах ведущих стран. Одной из частей специального назначения ВС Родезии был полк САС – Специальной Авиа Службы, созданный по образцу британского родителя, 22-го полка САС. Эта часть занималась глубинной разведкой и диверсиями: подрывами мостов и железных дорог, уничтожением складов ГСМ, налетами на лагеря партизан, рейдами на территории сопредельных государств.

Именно с помощью РСАС в Мозамбике было образовано оппозиционное движение РЕНАМО – «Мозамбикское национальное сопротивление». Агентура подобрала определенное количество недовольных, из которых быстро слепили что-то, напоминавшее политическое объединение. Позже глава разведки Родезии Кен Флауэр вспоминал: «Изначально это была небольшая кучка, если не сказать банда недовольных режимом Машела». Но этой группировке предстояло стать важным политическим фактором – из РЕНАМО предполагалось сделать не вежливую парламентскую оппозицию западного типа, а партизанскую армию. Боевую часть – вооружение и подготовку – взяли на себя инструкторы из РСАС. Очень скоро РЕНАМО превратилось в противника, с которым пришлось считаться всерьез. Бойцы РЕНАМО оказались идеальными союзниками родезийских диверсантов. Именно с их помощью РСАС совершала все крупные операции на территории Мозамбика в конце 1970-х.

Списали на партизан

Страна фактически оказалась расколота надвое: ФРЕЛИМО контролировала города, а в сельской местности власть принадлежала РЕНАМО. Правительственная армия пыталась выкурить партизан из их убежищ – в ответ боевики совершали налеты и диверсии. И в центре всего этого оказались советские военные.

В июле 1979 года в аппарат главного военного советника в Мозамбике поступило страшное сообщение: погибли сразу пять советских офицеров. Сведения об обстоятельствах оставались скупыми вплоть до начала 2000-х: «26 июля 1979 года четыре советника и переводчик, работавшие в 5-й мотопехотной бригаде ФПЛМ, возвращались в Бейру из района учений. На дороге их автомобиль попал в засаду, устроенную вооруженными бандитами. Обстрелянная из гранатомета и автоматов машина загорелась. Все находившиеся в ней погибли».

Их имена:

Подполковник Заславец Николай Васильевич, 1939 года рождения, советник командира мотопехотной бригады МНА.

Подполковник Зубенко Леонид Федорович, 1933 года рождения, советник политкомиссара мотопехотной бригады МНА.

Майор Марков Павел Владимирович, 1938 года рождения, советник заместителя командира мотопехотной бригады МНА по технической части.

Майор Таразанов Николай Александрович, 1939 года рождения, советник начальника ПВО мотопехотной бригады МНА.

Младший лейтенант Чижов Дмитрий Владимирович, 1958 года рождения, переводчик.

По свидетельству майора Советской армии Адольфа Пугачева, который прибыл в Мозамбик в 1978 году для организации военно-мобилизационной структуры, машину, в которой ехали офицеры, вероятно, остановили мнимые регулировщики и в это время поразили ее из гранатомета, ибо тела убитых были посечены осколками. Пугачев – один из тех, кто прибыл на место трагедии почти сразу. За несколько дней до этого бригада МНА, где служил Пугачев, была брошена на уничтожение одной из группировок РЕНАМО. Часть боевиков удалось ликвидировать, но сколько-то укрылись в лесах. После приказа возвращаться в расположение майор Пугачев решил не дожидаться других советников, которые должны были следовать с колонной, а выехал на своей машине на полчаса раньше, что его и спасло.

Все погибшие были награждены орденом Красной Звезды (посмертно), их тела доставили в СССР и похоронили с воинскими почестями.

Друзья черных друзей

Только в середине 2000-х годов из рассекреченных документов стало ясно, что офицеры погибли вовсе не от рук РЕНАМО. Тот короткий бой стал единственным за всю историю открытым боестолкновением военнослужащих Советской армии и вооруженных сил Родезии – машина с советскими офицерами была уничтожена диверсантами РСАС.

“ Диверсанты знали, что белые люди в Мозамбике, тем более связанные с армией, могли быть только гражданами СССР или ГДР, и намеренно их уничтожили ”

Как все произошло? В Родезии в то же самое время шла своя война. После провозглашения премьером Смитом односторонней независимости страна оказалась в международной изоляции. Однако этот факт Родезия могла бы пережить и в перспективе добиться официального признания. Но в стране с начала 70-х годов разгорелась гражданская война. Белое население страны составляло 300 тысяч человек, а чернокожих было около пяти миллионов. Власть принадлежала белым. Но набирали силу два национально-освободительных движения. Одним руководил Джошуа Нкомо, в прошлом профсоюзный деятель, вторым – бывший школьный учитель Роберт Мугабе (который в итоге и стал президентом страны после окончания гражданской войны и всеобщих выборов 1980 года). Движения взяли под крыло две державы: Китай и СССР. Москва сделала ставку на Нкомо и его отряды ЗИПРА, а Пекин – на Мугабе и армию ЗАНЛА. Общим у этих движений было только одно – свергнуть власть белого меньшинства. В остальном они различались. И даже действовать предпочитали из разных сопредельных стран. Партизаны Нкомо располагались в Замбии, где их обучали советские военспецы. А отряды Мугабе базировались в Мозамбике, откуда под руководством китайских инструкторов совершали набеги в Родезию. Естественно, что и спецназ Родезии регулярно осуществлял рейды на территории этих двух стран фактически. Соблюдением международного права родезийцы нимало не заботились, на протесты просто не обращали внимания. Как правило, спецназовцы засекали лагеря подготовки партизан, после чего по ним производился авиаудар и следом десант. Иногда в Замбию и Мозамбик забрасывались диверсионные группы. Так было и летом 1979 года.

Родезийская разведка получила сведения о крупном лагере ЗАНЛА в Мозамбике, где-то в районе Чимойо. Согласно поступавшей информации там была база, включавшая несколько лагерей общей численностью до двух тысяч бойцов. Имелись сведения, что на ней часто бывает высшее партизанское руководство. Уничтожение лагеря разом снимало для Родезии массу проблем. Правда, где именно находилась эта база, установить не представлялось возможным. Аналитики знали, что лагерь расположен у реки к востоку от дороги Чимойо-Тете. В итоге было принято решение послать на разведку группу спецназовцев САС. Также диверсанты должны были устроить в предполагаемом районе лагеря засаду с целью захватить или уничтожить кого-нибудь из комсостава боевиков.

Засада беглецов

Командовал отрядом лейтенант САС Эндрю Сандерс, а его заместителем был сержант Дэйв Берри. Кроме них, в группу входили еще девять диверсантов и четыре партизана РЕНАМО. Одновременно неподалеку от границы с Мозамбиком другой группой спецназа была развернута релейная станция – для связи.

24 июля вертолеты перебросили разведчиков в Мозамбик. Следующий день прошел в разведке местности и выборе места для засады. Выяснилось, что лагерь партизан ЗАНЛА находится примерно в пяти километрах. Утром 26 июля группа САС была обнаружена. Диверсантам пришлось отступать. Командование ЗАНЛА не рискнуло организовать плотное преследование, так как не знало, кто именно и какой численности им противостоит. Благодаря этому группа могла отходить без особой спешки. В ходе отступления разведчики вышли к дороге, которая, очевидно, вела в тот самый лагерь. Когда неподалеку послышался звук машин, командир принял решение организовать засаду и уничтожить колонну, тем более что у спецназа при себе имелись гранатомет РПГ-7 и мины «Клеймор». Через некоторое время на дороге появились «Лендкрузеры». И по случайности именно в ту секунду, когда машины оказались в зоне поражения, вторая машина попыталась обогнать первую…

Дальнейшее произошло почти мгновенно. Сержант Дэйв Берри вышел на дорогу, прицелился из РПГ и выстрелил в первую машину. Граната попала в радиатор, и автомобиль, шедший на скорости примерно 40 километров в час, встал как вкопанный. В нем находились восемь человек – трое спереди, пять сзади. Кроме того, в задней части автомобиля располагался 200-литровый бак с бензином, на котором сидел солдат ФРЕЛИМО из охранения. Взрывом гранаты его скинуло с бака, но несмотря на шок, солдат сумел вскочить на ноги и бежать в лес. Ему повезло – он оказался единственным выжившим. Одновременно с выстрелом Берри спецназ открыл огонь по автомобилю и через три-четыре секунды бак в задней части «Лендкрузера» взорвался. Машина превратилась в сноп пламени.

Другие диверсанты расстреляли из пулеметов водителя и пассажиров второго «Лендкрузера», машина также загорелась – зажигательная пуля попала в бензобак. Один из пассажиров за пару секунд до взрыва сумел выпрыгнуть из автомобиля и отбежать. Его сразили короткой очередью.

Позже Дэйв Берри рассказывал: «Когда граната попала в радиатор, первая машина встала. Тут же все открыли огонь. Через несколько секунд машина загорелась, пламя перекинулось на дополнительный бак с бензином. На нем сидел человек – взрывом его выкинуло из машины, все остальные погибли сразу же. Второй автомобиль попытался прорваться, но очередь из пулемета выстригла всех, кто в нем сидел. Мы не могли подойти к машинам – они горели настолько сильно, что жар был нестерпим. Позже из радиоперехвата стало известно, что в той засаде погибли трое русских и большое количество боевиков ЗАНЛА».

Звуки боя привлекли внимание в лагере. Спецназовцам было понятно, что время на отход измеряется минутами. Командир связался с релейной станцией, запросив срочную эвакуацию на вертолетах. К месту боя немедленно вылетел стоявший в готовности самолет-разведчик, чтобы координировать операцию. Тем временем диверсанты бежали к родезийской границе, высматривая по пути прогалины в лесу, пригодные для посадки вертолетов. Наконец нужное место нашлось. Территория была наскоро расчищена, спецназовцы заняли круговую оборону в высокой траве, ожидая «птичек».

Но появились партизаны ЗАНЛА, и диверсантам пришлось вступить в бой. Силы были неравны – против 15 родезийцев от 50 до 70 боевиков, вооруженных не только автоматами, но и пулеметами, минометами, гранатами. Перестрелка продолжалась около 10 минут, после чего спецназ начал отступать. В этот момент радист передал, что вертолеты для эвакуации должны подойти в течение минут. Но сесть на выбранной площадке они уже не могли. Приземлились на одном из кукурузных полей и забрали группу.

Такова родезийская версия событий. Конечно, она может грешить какими-то искажениями. Возможно, все было иначе: например засаду организовали с помощью «ложных регулировщиков» из РЕНАМО, а когда машины остановились, спецназ расстрелял и взорвал автомобили. Скорее всего диверсанты САС сразу распознали в автомобилях белых людей и намеренно их уничтожили, понимая, что в социалистическом Мозамбике они могли быть только гражданами СССР или ГДР. Это было грубейшим нарушением международного и гуманитарного права, что грозило не просто скандалом, а фактическим объявлением войны. Так что рапорт о том, как проходил бой, подавался командованию сильно отредактированным.

Ясно одно. За гибель советских военнослужащих несет ответственность САС Родезии. Конечно, эпизод в Мозамбике в своем роде уникален. 26 июля 1979 года произошло единственное документально подтвержденное боевое столкновение СССР и Родезии.

Оригинал взят у tiomkin в Родезия || Южноафриканский спецназ и САС Родезии. Часть II

Рассказ полковника Яна Брейтенбаха

В октябре 1961 года я уволился из морской авиации Королевских ВМС и поступил обратно на службу в вооруженные силы Южной Африки - в 1-й Парашютно-десантный батальон. Мне повезло - я попал под командование выдающегося офицера, подполковника Виллема Лаува, известного под прозвищем «Сэр Уильям». Когда я представил ему свои соображения на предмет того, что 1 Пдб стоит преобразовать в подразделение коммандос по образцу САС, то он их внимательно прочел, и, как показали дальнейшие события, не просто прочел, а крепко над ними размышлял.

Позже «Сэр Уильям» пошел на повышение. Он уже был бригадным генералом, возглавившим Командование Северного Трансвааля, а я все еще простым капитаном - и неожиданно он пригласил меня к себе домой, в Фортреккехухте. Именно там я в первый раз познакомился с настоящим офицером САС - который на тот момент командовал родезийским батальоном САС. Я был натуральным plaasjapie (деревенщиной-буром), пусть даже и отслужившим уже в Королевских ВМС - и мне этот офицер, майор Дадли Ковентри, показался довольно экзотическим типом: этаким снобом (судя по его чёткому британскому акценту) и аристократом, которого за какие-то неприглядные дела сослали в самую глушь африканского буша. Кто его знает, решил я, судя по его виду и манерам, он мог быть с равным успехом как и аристократом, так и бывшим офицером Иностранного Легиона.
Я был приятно удивлен, когда «Сэр Уильям» сообщил мне, что Ковентри находится в ЮАР по просьбе командующего сухопутными войсками для того, чтобы выбрать место, где будет расквартирована новая часть южноафриканской армии, созданная по типу САС. Судя по всему, дело наконец-то начало принимать серьезный оборот. Я, правда, при этом припомнил, что командующий вооруженными силами ЮАР изначально был категорически против «всех этих бессмысленных спецназов» и сообразил, что его, судя по всему, о визите Ковентри пока что не проинформировали. Ковентри изъездил страну вдоль и поперек и в итоге представил рапорт, что наилучшим местом для новой части будет Оудшорн. После этого он вернулся обратно в Родезию, а я - к себе, в свою изрядно недоукомплектованную вторую парашютную роту. Армейская рутина меня, как и любого энергичного офицера, раздражала, я жаждал хоть каких-нибудь действий. И вскоре дождался - нас, парашютистов, вместе с группой полицейских бросили на зачистку лагеря повстанцев, расположенном в глухомани Овамболенда. Это и было началом Пограничной войны. Тогда мы высадили десант с вертолетов - три атакующих группы и несколько смешанных стоп-групп, состоявших из парашютистов и полицейских. Полиция, естественно, страстно желала захватить боевиков в плен, с тем чтобы позже допросить. Мы, в свою очередь, не менее страстно желали уничтожить террористов - проще говоря, пристрелить. У нас даже был командный вертолет, находившийся в воздухе - позже это станет стандартной и крайне эффективной тактической процедурой, с успехом применявшейся с успехом от Кунене до Мозамбика. (Операция Blue Wildebeest - атака на лагерь боевиков СВАПО в Онгулумбаше 26 августа 1966 года. Операция считалась полицейской, но для усиления полиции были приданы армейские подразделения, которыми и командовал капитан Брейтенбах. Два террориста были убиты, несколько захвачено в плен).
На отборочный курс САС в Родезию пригласили пять капитанов-десантников - Бойти Вивьерса, Барри Ферейру, Эдди Уэбба, Фрэнка Бестбира и меня. Кроме этого, там еще было два офицера из других частей. (Они, как и один из десантников, курс не прошли). Также на этот курс пригласили и унтер-офицеров: штаб-сержантов Джонни Крюгера и Пеп фан Сайла и сержантов Тилли Смита и Майка Потгитера, по кличке «Йоги». Остальных наградили кличками ouboet , boet и kleinboet («братан», «братуха» и «братишка»).
Начало было довольно спокойным - нас познакомили с официальной (а более неофициальной) культурой САС, с клубом Winged Stagger («Крылатый спотыкач», игра слов, построенная на эмблеме САС Winged Dagger - «Крылатый кинжал») и его завсегдатаями. И надо отметить, что субботние вечера превращались в суровые экзамены по выживанию - которые мы с каждым разом все более успешно сдавали. (Особенно суровыми экзаменаторами были Перси Джонсон и Майк Кёртин, не забывавшие грузить нас лекциями о том, как себя должен вести САСовец, как в строю, так и вне строя). Но если оставить шутки, то недели у нас были заполнены интенсивной начальной подготовкой, куда входило взрывное дело (включая обращение со специальными зарядами), радиодело и различные типы и методы связи, продвинутый курс первой помощи, тактические занятия, особенно в малых подразделениях и мобильных группах, скалолазание и, естественно, невероятное количество физической подготовки. За последнюю отвечал уникальный человек - внешне он выглядел как милый добряк-пенсионер из лондонского предместья, но на самом деле, он был закаленным ветераном многих кампаний. Его звали Джок Хаттон, он носил погоны уоррент-офицера и занимал должность старшины батальона. Офицером курса, если я правильно помню, был капитан Кен Филлипсон.
Все инструкторы на курсе были штаб-сержантами или сержантами - ветераны САС, за плечами которых были годы службы. Я думаю, что на тот момент это были лучшие в мире специалисты. Их звали Роб Джонстон, Янни Больтман, Дэнни Хартман и Стэн Хорнби. Они пребывали с нами постоянно. Другие, как например, Брайан Робинсон, Харри Харви и Барни Бентли, появлялись на какое-то время - либо затем, чтобы прочитать отдельные лекции по отдельным предметам, либо просто проконтролировать, как идет процесс впитывания бурами САСовских традиций. Дадли Ковентри успел нас попривествовать когда мы прибыли, но потом куда-то неожиданно надолго исчез. Объявился он позже - когда его ранение (пуля в ноге) затянулось. Оказалось, что Ковентри и группа бойцов САС тормознули где-то у границы с Замбией подозрительный фургон для перевозки мебели. Оттуда порскнули террористы - вот пуля одного из них и попала в Дадли. Так что, да, в Родезии уже шла война - пусть тогда и не такая интенсивная, как полыхнула в 1970-х годах.
Наконец наступил самый кошмарный день - день испытаний, когда мы должны были продемонстрировать все свои знания, которые инструкторы пытались в нас вложить. Мы убыли в Иньянгу - там, в заповеднике, мы разбили временный лагерь. Джок Хаттон гонял нас нещадно и теперь я оценил его суровость на физподготовке. Мы и так находились в отличной форме, но я решил проверить себя еще раз и устроил себе дополнительный марш-бросок на вершину Иньянгани. После этого меня воткнули в группу оставшуюся с предыдущего отборочного этапа - это была еще та компания, отличавшаяся удивительной пестротой. Они прибыли со всех концов света и из разных социальных слоев. Я помню одного англичанина - на первый взгляд ему было не больше пятнадцати лет (хотя на самом деле, конечно, лет 20) и весил он, дай Бог, килограммов 50. Но он так же как и мы нес на себе все снаряжение (я так подозреваю, весившее столько же сколько и он сам) взрывчатку, магазины, пулеметные ленты, запасные аккумуляторы к радиостанции, одну или две противотанковых ракеты, ручные гранаты, дымовые шашки, двухнедельный паёк, запасную форму одежды, спальный мешок, плащ-палатку и т.д. и т.п.
Навьюченные как мулы, мы плелись от одной точки к другой - причем мы обязаны были уложиться в определенное время, выйти ко всем контрольным постам, не просто идти бессмысленной кучей, а «передвигаться с использованием тактических приёмов» и избегать того, чтобы тебя засекли инструкторы, расположенные на скрытых НП. Добавим сюда пересеченную местность и далеко не комфортные погодные условия. В итоге я во второй раз взошёл на вершину Иньнгани, до предела измотанный, но сумевший пройти этот этап. Уже стоя на вершине, я увидел, как один из офицеров-парашютистов сдался - хотя ему оставалось пройти всего-то 100 метров, и времени на эту дистанцию у него было с запасом. Весь этот этап отбора строился с тем расчетом, чтобы кандидаты пришли к вершине, где их поджидали инструкторы. Насколько я помню, большинство из нас этот этап прошли - за исключением трёх офицеров, получивших «ОВЧ» (направление «Обратно в часть»).
Мы вернулись в Крэнборн, и после короткого отдыха, приступили к дальнейшей подготовке. Дадли Ковентри решил, что мы примем участие в учениях по отработке способов избежания пленения и побега из плена в Южном Матабелеленде. Я-то уже был знаком с этим, а вот для остальных южноафриканцев эти учения стали незабываемым событием. Кроме того, к этим учениям привлекли почти весь свободный от операций сержантский состав САС. В качестве загонщиков выступали парни из роты Родезийских африканских стрелков под командованием майора Диззи Дэйнса - а они были умелыми следопытами.
Учения начались с того, что нас (30 человек) заперли в камеру на гарнизонной гауптвахте Брэйди на трое суток - точнее сказать, напихали туда как сардин в банку. В сутки каждому выдавалось по полтарелки тушенки и полчашки чая. На всех было одно ведро - для естественных надобностей. Все эти трое суток тюремщики развлекали нас постоянной чудовищной какофонией из огромных динамиков - с целью превратить наши мозги в желе. Наконец нас загнали в фургон для перевозки скота и повезли на восток, по направлению к Фигтри. Из этого грузовика мы и бежали - рванули в буш, к условленной заранее точке. Как только случился побег, то об этом тут же поставили в известность наших преследователей. Нас информировали, что допрашивать пойманных будут сотрудники военной разведки - и методы допроса будут самые реалистичные. Понятно, что эти учения и планировались как предельно жесткие - особенно если за тобой будут охотиться спецназовцы из САС или патрули Африканских стрелков.
САСовцы нас с напарником и поймали - как раз на подходе к условленному месту. Пока суд да дело, они решили временно поместить меня в расположение роты РАС. Дэйнс тут же ухватился за возможность провести свой собственный допрос. Я решил, что лучшей тактикой на допросе будет «включить дурака» и не отвечать ни на один вопрос, даже на самые законные, типа «имени-звания-личного-номера». От такого упрямства южноафриканского парашютиста Диззи пришел в изумление и всерьез решил меня сломать - подвесив за большие пальцы рук к дереву. По счастью, именно в этот момент вернулись САСовцы и забрали меня. Дэйнс был преизрядно разочарован.
Меня привезли в «пыточный центр» - на базу военной разведки. Дело было вечером, мне тут же надели мешок на голову, раздели до пояса и так оставили на всю ночь. Спать, естественно, при этом мне не давали - иногда внезапно обливая ледяной водой, иногда просто пиная или крича мне что-нибудь на ухо. Эта пытка продолжилась наутро и до вечера следующего дня. После этого меня привели в уютную комнату - где собственно и производился допрос. Когда с головы сдернули мешок, то я увидел своего следователя. По сценарию предполагалось, что это будет какой-нибудь жестокий психопат. Вместо этого я уставился на своего старинного приятеля, офицера-артиллериста майора Алана Слейтера, которого не видел тысячу лет. Он изо всех сил делал вид, что не знает меня - ну и я поступал тем же образом. Я храбро заявил, что не собираюсь произносить ни одного слова - и точка! Под конец этот «допрос» едва не скатился в комедию, поскольку мы с Аланом беспрестанно подмигивали друг другу. Но вот после этого, я оказался в компании по-настоящему мрачных и неприятных следователей, которые очень хотели выдоить из меня нужные сведения. И я очень быстро пришел к тому же выводу, что и раньше - лучшая тактика на допросах, с моей точки зрения, это «ничего не слышу - ничего не скажу».
Я опять «ушел в бега» (это предусматривалось планом учений) - но на этот раз уже в одиночку. Эти допросы на меня оказали невероятное влияние - ни до, ни после этого, и вообще никогда более в своей жизни мне не довелось узнать столько нового о себе, как во время допроса. Кроме всего прочего, я наведался на полевую кухню Диззи Дэйнса и набрал себе сухих пайков - сколько смог унести. Состав пайков для меня звучал как сладчайшая музыка: сыр, шоколад, кофе, чай, сгущенное молоко… В общем, теперь для меня побег превратился в своеобразный поход от одного пикника к другому - по дикому бушу к югу от гор Матопос. (После окончания этого этапа «выживших» собрали в отеле в Гванде, и накормили до отвала).
Половина южноафриканцев вернулась обратно на юг, остальных перебросили в долину Замбези, на реку Чиворе - там мы обучались искусству читать чужие следы, маскировать свои, а также выживать в диком буше. Инструкторами у нас выступали Брайан Робинсон, Хенни Преториус и Алан Франклин, которого все знали под прозвищем «Долговязый». По завершении тренировок в Чиворе мы убыли на озеро Кариба - учиться обращаться с маломерными судами, особенно с байдарками, а также боевому водолазному делу. Там к нам присоединились Роб Джонстон, Дэнни Хартман и Янни Больтман. Я в первый раз был на Карибе - до этого я не предполагал, что водохранилища и плотины могут быть такими огромными. Плотина на Ваале, по сравнению с Карибой, выглядела мелкой лужицей.
И наконец, когда все закончилось, нам вручили знаменитые бежевые береты и синие форменные пояса САС. Я до сих пор храню их, а в тех (к сожалению редких), случаях, когда мне приходилось принимать участие в операциях совместно с родезийцами, я носил эти знаки отличия с гордостью. Мы вернулись домой, и я с нетерпением ожидал, что вот-вот в нашей армии развернут часть специального назначения. Но ничего не происходило - шли недели, месяцы, а ситуация не сдвигалась с мертвой точки. Бригадный генерал Лаув получил вторую звезду на погоны и стал командующим сухопутными войсками. Я в свою очередь получил назначение в штаб в Виндхуке в ЮЗА.
И тут внезапно я и еще несколько моих сослуживцев оказались на войне - в Биафре. Это было совершенно секретной операцией - мы тайно готовили биафрийских повстанцев, иногда вели их в бой, а порой и сами организовывали диверсии в нигерийском тылу. Т.е. мы наконец-то занялись настоящей спецназовской деятельностью. Наше участие в той войне было одним из самых тщательно охраняемых секретов в ЮАР - о том, что Республика негласно оказывала помощь биафрийцам стало известно много позже падения режима апартхейда. Когда нигерийцы пошли в решающее наступление и стало ясно, что не то что дни, часы Биафры сочтены, то мы едва успели улететь оттуда - в буквальном смысле слова в последнюю минуту и на последнем самолете. Но опыт полученный нами в тылу нигерийских войск еще раз доказал, что Южной Африке просто жизненно необходимо иметь свою часть по типу САС - генералы Лаув и Лутц и без этого понимали всю важность специальных операций, но вот глава вооруженных сил Республики генерал Хемстра считал, что вся эта «тайная война» суть блажь и бессмыслица.
Сэр Уильям на свой страх и риск дал мне негласную отмашку на то, чтобы я начал формировать пока что еще неофициальную часть специального назначения под крышей Пехотного училища в Оудшорне. Проект получил название «Отдел Специальных методов ведения войны», позже переименованный в «Экспериментальную оперативную группу». Нас было 12 человек, и вполне естественно, что нас тут же окрестили «Грязной дюжиной»: Ян Брейтенбах, Дэн Лампрехт, «Йоги» Потгитер, «Кернас» Конради, «Файрес» фан Фойрен, Коос Муркрофт, Джон Мор, Тревор Флойд, Девальд де Бир, «Хоппи» Фури, «Эф Си» фан Сайл и Малькольм Кингхорн. Именно они позже стали теми, кто основал и развернул 1-й Разведывательно-диверсионный отряд. Мы провели один отборочный курс, затем еще один и после этого приступили к боевым операциям в Анголе и Замбии. В 1970 году я прошел дополнительную подготовку в 1-м пдб в Блумфонтейне и получил квалификацию парашютиста-высотника. Мне тогда было 39 лет и я стал самым старшим по возрасту военнослужащим, который успешно сдал экзамен по затяжным прыжкам. Нас разделили на две группы скрытного проникновения - воздушную и морскую - и по секретной договоренности с Парижем направили на базы французского спецназа Черкотте и Аяччо. Там мы прошли дополнительную подготовку в области скрытного проникновения на вражескую территорию с воды и с воздуха. Позже эти навыки нам пригодились: мы провели операцию по уничтожению прибрежных объектов в одном известном порту в Восточной Африке - где диверсионные группы на байдарках были высажены с субмарины. Непередаваемое ощущение: качаться на маленьких суденышках в океане, ждать когда тебя подберет подлодка, и наблюдать за тем, как в городе гремят взрывы и он погружается в темноту.
К 1973 году, когда 1-й РДО уже официально был включен в состав ВС, начала ощущаться нехватка специалистов с опытом ведения глубинной разведки и специальных операций в тылу противника. Я обратился к генералу Лутцу (тогда офицеру по специальным операциям штаба сухопутных войск) с предложением прикомандировать нас к батальону Родезийской САС - они в то время уже вовсю действовали в Замбии и Мозамбике, и мне хотелось набраться боевого опыта «из первых рук». Брайан Робинсон, в то время командир батальона, часто навещал ЮАР и вот в один из этих визитов мы с ним и встретились. В мозамбикской провинции Тете война, которую вели португальцы против повстанцев, полным ходом скатывалась в sitzkrieg (позиционную войну), и Родезия негласно, но интенсивно принимала в ней участие на стороне Лиссабона. Проблема заключалась в том, что САСовцев было крайне мало, и Робинсон, услышав мое предложение, ухватился за возможность получить себе лишние глаза, уши и умелые руки.
Практически весь этот регион, по обеим сторонам Замбези, от родезийской границы на юге до замбийской на севере, от Зумбо на западе до Тете на востоке находился под полным контролем ФРЕЛИМО - по той простой причине, что португальские войска откровенно махнули рукой на эту войну и заняли позицию «не высовывайся и доживешь до дембеля». Они предпочитали сидеть в aldeamentos - т.н. «защищенных деревнях» - которые они превратили в определенное подобие безопасных фортов, и предпочитали не рисковать. А все что происходило за оградой из колючей проволоки по периметру - их нисколько не волновало. ЗАНЛА моментально оценила выгоды такого status-quo - фактически боевики получали прямой и свободный доступ в северную часть Родезии. И очень скоро регион покрылся сетью тропинок, по которым террористы устремились из Замбии, через Тете, на север Родезии. Понятно, что родезийцы желали перерезать эти пути, и сделать это как можно дальше от своих границ. Но ФРЕЛИМО, фактически оккупировавшая эту провинцию и наводнившая ее хорошо вооруженными и хорошо организованными боевиками, предоставило ЗАНЛА режим наибольшего благоприятствования. Образно говоря, «фреды» укрыли их одеялом. И перед родезийцами стояла задача - разорвать это одеяло на мелкие кусочки.
Брайан Робинсон здраво рассудил, что для достижения этой цели САС должна вернуться к старым добрым методам ведения глубинной разведки - а физическое уничтожение боевиков ЗАНЛА и лагерей ФРЕЛИМО ляжет на плечи авиации и воздушного десанта, которых будут вызывать и наводить на цель САСовские патрули. Соответственно, САС должна была развернуть к северу от Замбези целую сеть замаскированных НП, на которых будут присутствовать малые разведгруппы. Предложение помощи, поступившее от 1-го РДО, означало что САС может рассчитывать на большее количество бойцов и, соответственно, покрыть куда большую территорию. Для нас, южноафриканцев, в этом была своя выгода - у нас не было опыта долгосрочных дальних патрулей и длительной разведки со скрытых НП.
Если я правильно помню, то первый наш патруль в Тете был в начале 1974 года. Сезон дождей уже шел полным ходом. Но перед выходом на задание мы провели некоторое время на базе САС для того, чтобы сработаться вместе с родезийцами и притереться друг к другу - процесс жизненно необходимый если у тебя в распоряжении находятся два спецназа разных армий. Нас ввели в курс дела, просветили обо всех аспектах операции, мы еще раз отработали приемы десантирования, как с принудительным раскрытием парашюта, так и затяжные прыжки с самостоятельным раскрытием. Кроме этого нам выдали блокноты с кодами САС - невероятно нужная вещь: с помощью этих кодов мы могли делать все что угодно: сообщать о передвижении противника, о потерях своих и чужих, не говоря уж о том, что с их помощью могли заказывать нужные нам припасы со склада.
Передовая тактическая база САС размещалась в Макомбе, на южном берегу Замбези. Вообще-то это был гарнизон, в котором стояла рота Африканских стрелков (позже их заменили на легких пехотинцев), а САС просто занимала у них кусок территории. Рядом располагался небольшой полевой аэродром, который мог принимать только легкие самолеты. В совместную группу с нашей стороны входили уоррент-офицеры фан Сайл и Флойд, капралы Ванненбург, Типпет и Оберхольцер и я - в качестве рядового члена группы (командиром был фан Сайл). Потрясающе интересное ощущение для офицера - плестись в хвосте и наблюдать как все шишки и пряники достаются уоррент-офицеру, а ты ничего не решаешь и ни за что не отвечаешь. В качестве рядового бойца я торчал на НП, стоял в карауле и как и все сражался с богопротивной окружающей средой - что на поверку оказалось нелегким делом.
Во-первых, лило, не переставая - в результате все, что только можно было насквозь пропитано влагой. Наша дневная форма одежды состояла из футболки и шорт - вечно влажных. На ночь, мы натягивали брюки и рубашки - но и они были сырыми, как и наши спальные мешки. Трава стояла в человеческий рост, с нее постоянно текло и капало - все равно, что идти по пояс в реке. К тому же все время приходилось продираться через паутину - от этих липких нитей просто спасения не было. Деревья и густой кустарник, с одной стороны, давали нам прекрасное укрытие, но с другой - примятая мокрая трава тут же выдавала места наших стоянок и привалов. Мы не могли использовать приемы заметания следов в силу бессмысленности этих действий - это был не сильный ливень, который смывал следы, а то, что в Родезии называется guti , непрекращающийся мягкий дождичек, безумно нас раздражавший. Для устроения скрытых НП в принципе хватало холмов (gomo ), но к ним надо было еще подобраться - из-за дождей обильно разлились ручьи и речушки, вода в некоторых доходила нам по грудь. В отличие от юго-западной Замбии или юго-восточной Анголы, где населения раз-два и обчелся, эта территория была довольно плотно заселена - и к тому же там хватало т.н. «ополченцев», т.е. не регулярных кадров ФРЕЛИМО, а тех, кто им сочувствовал. «Ополченцы» были ушами и глазами «фредов», и половина из них имела при себе оружие, большей частью карабины СКС. Как правило, в каждой небольшой долине около половины kimbo (краалей) так или иначе помогавших местной базе «фредов» (лагерь боевики устраивали в отдалении и тщательно его маскировали). «Фреды» частенько использовали местное население в качестве носильщиков, чтобы перебросить что-либо из Замбии в Родезию - просто под дулом автомата. Мы называли это «сафари-экспресс»: растянувшаяся колонна местных, изрядно навьюченная, бредет по долинке, а параллельно ей с карабинами наперевес идут «ополченцы». Грузы складировались на северном берегу Замбези, а по ночам на mokoros (лодках) тайно переправлялись в Родезию. Выявив маршруты передвижения терров, а также основные базы боевиков (их выдавал дым от утренних костров), мы координировали атаки на терров со своих скрытых НП. В теории - ничего сложного. Вертолетные десанты Африканских стрелков обрушивались на лагеря, боевики несли потери - но у этой операции была и другая сторона: террам иногда удавалось засечь нас. Чаще всего нас выдавали mujibas , мальчики-пастушки, которые чуть ли не круглосуточно шлялись везде, и в частности вокруг холмов. Если они замечали следы, ведущие на вершину холма, то об этом тут же становилось известно террам. Нам же, соответственно, приходилось бросать засвеченные НП - более чем пару раз мы вовремя засекали боевиков, «фредов» и «ополченцев», приближающихся к нашим позициям явно не с тем, чтобы пригласить нас на дружескую чашку чая. ВВС нас выручали через раз: пока информация доходила до штаба, пока удавалось договориться со штабом ВВС, пока то да сё - боевики исчезали. Брайан, как я помню, был в тихой ярости.
Однажды мы срочно меняли место нашего НП - ночью. Ночью нам вообще было удобнее передвигаться - по тем же тропам, которые использовали терры. Как правило, мы шли босиком - в этом случае наши следы частенько смешивались со следами боевиков (мало кто из терров мог себе позволить носить обувь). Тревор Флойд шел в авангарде.Он аккуратно обошел большой куст, стоявший на его пути, поднырнул под ветки, тихо вошел под этот природный шатёр и остолбенел: это была самая натуральная созданная природой хижина и там спали террористы! Голова одного из боевиков была в каких-то считанных сантиметрах от заляпанных грязью ног Флойда. С предельной аккуратностью Тревор двинулся обратно. Когда он, наконец, выбрался на тропу, мы все неслышно удалились как можно дальше - в конце концов, мы занимались именно что тайными операциями, а не ударно-поисковыми рейдами.
В другой раз я неожиданно оказался в роли командира одной из мини-групп САС - уходившим от преследования ребятам крепко сели на хвост боевики, один из спецназовцев получил тяжелое ранение. Что было еще хуже, радист группы также выбыл из строя - когда кипятили воду, он умудрился опрокинуть на себя котелок с горячей водой. В результате, группу срочно эвакуировали на вертолетах в Макомбе. Я летел вместе с двумя САСовцами на одном из вертолетов, когда внезапно пилот засек терров в краале под нами. Не раздумывая, он посадил свою машину прямо посреди хижин. Мы моментально выгрузились, вертолет тут же взлетел и скрылся по направлению к Макомбе. Терры разбежались, но я не сомневался, что они сейчас придут в себя, перегруппируются и атакуют нас. Радио у нас не было - оно осталось в другом вертолете, вместе с раненым бойцом и выбывшим из строя радистом. Наше ближайшее будущее, судя по всему, находилось под большим вопросом. Так что я решил, что лучшим выходом станет героическая оборона в стиле защитников форта Аламо. Я быстро развернул оборону - если это так можно назвать: три бойца (включая меня) держат по своему сектору обстрела, а вот на поддержку друг друга рассчитывать не стоит, слишком нас мало и у каждого свой участок. Местные потихоньку успокоились и вернулись к своим делам - хотя настороженно косились в нашу сторону. Терры так и не объявились: то ли они рванули куда подальше, то ли решили, что все равно нас скоро на фарш пустят, так что чего напрягаться. Не буду скрывать, я с огромным облегчением через некоторое время услышал знакомый рокот лопастей - вертолет вернулся, чтобы нас забрать. Вернувшись на базу, я опять встал в строй, на свое привычное место рядового - никаких скидок на то, что я вообще-то был подполковником, никаких вольностей… сказано в строй, значит в строй.
Вскоре нас сменила другая группа из 1-го РДО, ей командовал майор Ник Фиссер, зам командира отряда. С ним также прибыли Коос Муркрофт, Кернас Конради, Девальд де Бир, Фингерс Крюгер и Чилли дю Плесси. На их долю также выпало приключений. В ходе одной из операций де Бир в одиночку уничтожил 12 террористов из авангарда большой группы, которая полдня шла по пятам наших. Самое примечательное заключается в том, что де Бир истратил на них только 12 патронов. И завалил он их из своей верной автоматической винтовки R1 - по какой-то причине де Бир упорно отказывался брать на операции Калашников.
В итоге ЗАНЛА и ФРЕЛИМО были вынуждены отказаться от наработанных троп, в частности от каньона Кабора-Басса до Зумбо и искать новые пути в восточной части региона (что им было категорически невыгодно). Кроме того, родезийцы сумели обнаружить и конфисковать все лодчонки, перекрыв таким образом проникновение в оперативный сектор «Ураган». Но спустя некоторое время в Португалии произошел прокоммунистический переворот, за которым последовало «изгнание» Родезии из Мозамбика. Война пошла с новой силой, значительно увеличив нагрузку на и без того невеликие родезийские вооруженные силы.
1-й РДО через несколько лет снова очутился в Мозамбике - для того, чтобы помочь взять под контроль провинцию Газа. В ходе совместных специальных операций с родезийцами 6 спецназовцев из Южной Африки погибли. Но к тому времени, я уже покинул спецназ. Я служил в 32-м батальоне, а позже был опять переброшен на воздушно-десантные части - формировать 44-ю парашютную бригаду. В качестве командующего этим подразделением я, по крайней мере, мог хоть иногда помогать родезийцам - выбрасывая тактические десанты в районе Гванды, с тем, чтобы окружать и блокировать боевиков. Но Родезии в конечном итоге это не помогло - правительства США, Великобритании и ЮАР вынудили Яна Смита сложить оружие, в наивной надежде, что в Африке родится новая демократическая страна.
Мое самое последнее посещение Родезии я не забуду никогда. Я лично сопровождал последнюю группу южноафриканских парашютистов, улетавших из Гванды. Мы все были одеты в родезийскую форму, на моей голове, в дополнение к этому, гордо красовался заломленный бежевый берет с эмблемой Родезийской САС. Я помню майора Роя Манковица из 1-й Бригады - мы поднимались в воздух, а он стоял рядом с ВПП, разъяренный, ошеломленный и преданный. Он в ярости грозил кулаком в небо, словно хотел кому-то сказать несколько непарламентских выражений (в общем, и так понятно кому и что). Больше я никогда в Зимбабве не был, но вот этот образ одинокого офицера находящегося в состоянии бессильной ярости от подлого предательства, остался в моей душе навсегда.

May 8th, 2015

На многих фотографиях лики чёрных бойцов закрашены. Нет, это не издержки родезийского апартеида, а насущая потребность в конспирации этого спецназа.

Объяснялся весь этот садизм просто: в отличие от других спецназёров Скауты Селуса могли неделями существовать в буше без поставки припасов, поэтому должны были не в теории, а на практике знать: какое мясо и на какой стадии гниения его можно есть. Вопреки распространенному мнению, гнилое мясо вполне съедобно, если его тщательно проварить - хотя если дать ему остыть и разогреть снова, это может убить человека. На первых стадиях гниения в нем все еще содержится протеин и оно вполне питательно - в экстремальных ситуациях такая еда спасет человеку жизнь. В общем, своя экзотика присутствовала.

Подстать подготовке и испытаниям была их работа. Рейды в буш, разведка, сбор агентурных данных, а потом резкий удар по обозначившемуся противнику. Иногда при помощи других групп спецназа, иногда с упором только на свои силы. Как на своей, так и на территории сопредельных государств. Именно с ними связаны ряд сумасбродных операций, который, впрочем, прошли успешно и принесли широкую известность в узких кругах Скаутов Селуса.

Мимикрия под существующие повстанческие движения позволяла им проводить крайне дерзкие акции.

Скауты Селуса на фоне горящего лагеря по подготовке боевиков.

В общем, благодаря успехам своей армии Южная Родезия вполне решала военные вопросы на своих границах. Другое дело, международное давление, которое и предрешило исход существования страны. В итоге к власти пришли те, кого Скауты Селуса так успешно щемили в буше. В борьбе жажды мести и чувством прагматики победила прагматика. Новый президент, командующий ЗАПРА Роберт Мугабе, одним из первых приказов нового правительства предписывал расформировать элитные части армии Родезии, запретить ношение формы одежды и знаков различия этих частей и перевести их военнослужащих в другие подразделения новой армии, но не стал разгонять сами спецподразделения - ему были нужны подготовленные бойцы. В соответствии с этим полк был переименован в 1-й парашютный полк Зимбабве.

Не стал он геноцидить и местное белое население - основу экономического процветания страны. Вместо этого он обрушил всю мощь на террор в отношении племени матабелов, с которыми шона давно враждавали. И то, о чём так давно твердила пресса в СССР и на Западе, свершилось - элитные войска бывшей Родезии стали превращаться в обычных карателей для усмирения непокорных.

С Зимбабве, а именно так стала называтьсяРодезия после своего крушения, пытается дружить уже нынешняя Россия. Президент в ней - всё тот же престарелый Роберт Мугабе, которого Скауты Селуса когда-то гоняли по бушу. В стране сильно китайское влияние, так как, в своё время, они более грамотно сделали политический выбор. В то время, как на мировой арене это государство более известно своей астрономической инфляцией. Самосознание далеко не всегда дружит с экономическим процветанием. В общем, хорошая история о том, как выигрывая в малом, всё равно можно проиграть в большом. При этом и не играть, по большому счёту, нельзя.

Скауты Селуса, как и большинство подразделений армии Родезии были частью интегрированной – в полку бок о бок служили как черные, так и белые солдаты, причем число последних варьировалось от 15 до 30%. (Чисто «белыми» частями в РДФ были только САС и Легкая пехота). Поскольку большинство солдат были черными, то в первую очередь возникал вопрос о их вербовке. Поскольку Скауты с момента создания и практически до конца войны были подразделением секретным, о котором мало кто знал, африканский персонал никогда не вербовали напрямую, посредством армейских рекрутеров. Для этого применялся иной способ.

Когда возникала нужда в новобранцах, в регион посылалось подразделение солдат-африканцев. По прибытии на место, переодетых в штатское солдат (местных уроженцев) посылали в родные места, в то время как их командир договаривался с региональным комиссаром (чиновником гражданской администрации, отвечающим за область), что потенциальные кандидаты будут прибывать для регистрации в его офис.

Солдаты-вербовщики никогда не признавались соседям и землякам, что они являются военнослужащими. Иногда, если это скрыть было совсем невозможно, они подтверждали, что они, дескать, служили, но более не служат. Обычно они работали под «легендами» сезонных рабочих, либо же безработных, возвратившихся побыть в родных краях.

Далее они в разговорах упоминали, что краем уха слышали, как какой-то армейский офицер из одного очень особого и очень секретного подразделения в один из дней приедет в офис к региональному комиссару. И вроде бы, по их словам, ходили слухи, что этот офицер будет искать для службы людей – но не всякого встречного-поперечного, а особых людей: сильных, выносливых, тех, кто умеет хорошо читать следы и чувствует себя в буше как дома. Далее шел разговор о том, что в этой особой части зарплата гораздо выше, чем в обычных частях. В конце концов вербовщик начинал хвастаться и заявлял, что сам попробует свои силы, и пойдет посмотреть, что там и как. И приглашал знакомых с собой.

Когда в назначенный день командир подразделения прибывал в офис комиссара, то обычно его там ожидало десять-двенадцать человек. Чтобы не вскрывать «легенды» своих подчиненных, офицер их интервьюировал точно так же как и настоящих кандидатов. Местное население и родные рекрутов были уверены, что солдат набирают в обычные армейские части – Скауты Селуса не упоминались ни разу.

После этого, отобранных новобранцев доставляли в казармы Инкомо, где они ожидали прибытия остальных партий из других районов страны. Им выдавалось стандартное камуфляжное х/б и они находились на положении обычных армейских новобранцев – пока им никак не объявляли, что они будут проходить отборочный курс Скаутов. Когда, наконец, набиралось достаточное количество человек, как правило, примерно 60, начинался курс молодого бойца. В принципе от обычного армейского курса он отличался несколько большей интенсивностью. Например, новобранец в полку Родезийских Африканских Стрелков (черная часть с белыми офицерами) отправлялся в боевое подразделение после четырех месяцев обучения. Но потенциальный кандидат в Скауты должен был пройти не менее 6 месяцев обучения. Что касается дисциплин, то это была обычная армейская подготовка – строевая, приемы с оружием, физподготовка, стрельбы и т.д. По прошествии полугода из кандидатов оставалось примерно человек 40 – остальные отсеивались и отбраковывались как неподходящий для армии материал.

Когда эта полугодовая подготовка новобранцев-африканцев близилась к концу, то по всей структуре РДФ начинали рассылаться объявления, что стартует очередной набор в Скауты Селуса и добровольцы-европейцы, а также унтер-офицеры африканцы, приглашаются для прохождения.

В связи со спецификой Скауты постоянно нуждались в черных унтер-офицерах из Африканских стрелков – во-первых, за новичками необходим был присмотр, а во-вторых, кто-то должен был готовить потенциальные сержантские кадры.

Когда прием заявлений заканчивался, как правило, среди абитуриентов было около 15 капралов и лэнс-капралов из Африканских стрелков – редко среди них были сержанты. Что касается белых добровольцев, то они представляли едва ли не весь спектр РДФ, включая национальную полицию, части МВД, Охранный корпус, Родезийский стрелковый полк, САС и Легкая пехота. 90% из них, как правило, были военнослужащие «территориальных частей» (т.е. ополчения) и только 10% - военнослужащие регулярной армии. Объяснялось это тем, что отборочный курс Скаутов был чрезвычайно жестким, и мало кому из солдат регулярных частей по душе была мысль начинать все с нуля в новой части. Тем более, если это включает в себя курс молодого бойца.

С точки зрения Рейда-Дэйли, военнослужащий частей специального назначения должен воплощать собой особый тип солдата. Среди необходимых качеств обязаны присутствовать ум, мужество, сила духа, верность, приверженность делу, чувство профессионализма, ответственность и самодисциплина. Возрастные пределы – от 24 до 32 лет.

Когда Рон Рейд-Дэйли задумывался о том, каким должен быть отборочный курс, он намеренно хотел его противопоставить аналогичному этапу в другом спецподразделении – САС. Притом, что Рейд-Дэйли сам вышел из рядов САС, он считал, что у САС и Скаутов разные задачи и разные методы их выполнения. В связи с этим, по его мнению, служащие САС и Скаутов должны принципиально отличаться. Иначе говоря, что подходит для САС – не подходит для Скаутов и наоборот. Правда впоследствии жизнь показала, что на самом деле это не так: многие солдаты, отслужив в САС, позже проходили отбор и становились Скаутами – а бывало, что Скауты переходили в САС.

Но большой любви между этими подразделениями не существовало. Каждая элитная часть в РДФ считала себя исключительной, пребывая в уверенности, что основную работу войны делают именно они. Профессионализму других воздавалось должное, к коллегам относились с уважением, поскольку часто приходилось работать бок о бок, но в глубине души каждый спецназ считал себя главнее. С точки зрения Скаутов, десантники Легкой пехоты были способны только на грубую мясницкую работу – прилететь и накрошить трупов. Диверсанты САС стояли рангом выше, но все равно отношение к ним было как к маньякам-одиночкам, к тому же Скауты считали, что САС, как оперативная часть, излишне заформализована. (Надо отметить, что легкие пехотинцы, в свою очередь, маньяками считали Скаутов: с точки зрения десантников, только повредившиеся в уме люди способны были жить в буше неделями, питаясь личинками и гнилым мясом, маскируясь под террористов. Что касается САС, то для среднего десантника куда интереснее было прыгать с «Алуэттов» - ногами они ходили редко – обрушиваясь на терров как снег на голову, вместо того, чтобы терпеливо планировать и осуществлять длительные засады или подрывать мосты. Ну а САС, как и Скауты, считали РЛИ великолепными штурмовиками, но более ни на что не годными. К Скаутам же САСовцы относились чуть-чуть свысока, полагая, что 80% операций САС Скауты повторить не в состоянии). В общем, перефразируя родезийского писателя Уилбура Смита, ««Скауты Селуса» были лучшим подразделением родезийской правительственной армии; правда, если бы вы произнесли это в присутствии, скажем, десантников Легкой пехоты, или Специальной Авиа Службы, или Родезийского полка, вам тут же на месте раскроили бы череп».

Рейд-Дэйли считал, что спецназовец, в котором нуждается САС – это одиночка, человек, не зараженный групповым духом. Даже отборочный курс САС являлся тому свидетельством – инструктора САС хотели видеть, как будет себя вести кандидат в условиях сильнейшего стресса: сможет ли он адекватно оценивать обстановку, принимать верные решения, и главное – выполнить задачу. И все это – полагаясь только на собственные силы. В этом, с точки зрения командира Скаутов, крылось слабое место курса САСовского отбора – порой курсант оставался без надзора инструкторов и товарищей на долгое время, вследствие чего у него возникал соблазн пойти по пути наименьшего сопротивления. Хотя отбор в САС был достаточно жестким, инструкторы-сасовцы порой закрывали глаза на нарушения дисциплины. Кандидаты в САС умудрялись иногда сокращать время пребывания на маршруте – во время пеших маршей – посредством голосования автомобилей, автобусов с африканцами, велосипедов и т.д. Конечно, если их ловили, то с курса немедленно отчисляли, но если им удавалось остаться непойманными – то все было шито-крыто.

Именно поэтому Рейд-Дэйли сделал ставку на коллективизм. Он считал, что большая часть солдат способна выполнять свои обязанности исключительно хорошо, когда они находятся среди товарищей – и подвести стыдно, и положительным духом заряжаешься. К тому же «групповой синдром», как считало командование Скаутов, позволяет солдату избегать чувства одиночества, которое легко превращается в желание сдаться, бросить все на полдороге. А в условиях опасности, такие чувства могут привести и к потерям. Так что люди, которые тяготели к одиночеству, для Скаутов являлись нежелательными кандидатами. К тому же будущий Скаут, в силу специфики задач, должен был практически постоянно пребывать среди людей – либо среди своих товарищей, либо среди террористов. И ему необходимо было уживаться с другими.

Но с другой стороны – солдат, который способен хорошо действовать ТОЛЬКО если он находится в коллективе – равно не подходил. Порой от Скаутов требовалось действовать малыми группами в два-три человека, а иногда и в одиночку – в ситуациях, предусматривавших особый риск. Так что умение обходиться одному приветствовалось, но в пределах.

Так что отборочный курс был построен с тем расчетом, чтобы выявить среди кандидатов подобных солдат – в которых бы удачно сочеталось умение работать в команде и одновременно в одиночку.

В день начала отборочного курса, все кандидаты строились на плацу в казармах Инкомо. Разделения ни по расам, ни по званиям не было: европейцы, африканцы, офицеры, унтер-офицеры и рядовые стояли в одном строю. К тому моменту начальная подготовка африканских солдат уже была закончена – это делалось с тем расчетом, чтобы они наряду с европейцами могли принять участие в отборе. На построение все обязаны были явиться с вещами – правда, про пайки или про питание абитуриентам намеренно ничего не говорилось. После переклички, к кандидатам обращался командир части, майор Рон Рейд-Дэли. Как правило приветствие было кратким. Майор подчеркивал, что Скаутам не нужны супермены. Нужны нормальные солдаты, которые просто способны выполнять свой долг, но лучше чем остальные. Он также особо подчеркивал, что любой доброволец вправе заявить о своем уходе с курса в любое время, и к нему не будет не то что претензий, а просто косых взглядов и смешков за спиной. То что у кого-то не получится стать Скаутом, вовсе не означает, что этот кто-то – плохой солдат, как раз наоборот. В иных частях, более подходящих для службы, из такого человека получится образцовый воин, чему, как отмечал Рейд-Дэли, есть масса примеров среди офицеров, сержантов и рядовых. В конце речи он благодарил кандидатов от имени полка за то, что они по своей воле решили принять участие в испытаниях, поскольку часть Скаутов комплектовалась исключительно добровольцами. Майор особо подчеркивал момент ухода с курса – все-таки ни один человек не любит считать себя неудачником, и для того, чтобы немного поднять дух кандидатам, он предлагал им не чувствовать себя ущербными по возвращении обратно в свою часть: «Если кто-нибудь будет вас высмеивать на предмет того, что, мол, не смогли, то этому пересмешнику можно ответить – у меня, по крайней мере хватило духу попробовать, а вот тебя я там что-то не видел».

Далее кандидатам выдавался суточный паек, как его называли «крысиный корм». Абитуриентов предупреждали, что питание на курсе будет нерегулярным и намекали, что паек не стоит уничтожать с ходу. После этого кандидатов распускали до вечера, но не сообщали им ни о дальнейших планах, ни о том, когда будет следующий прием пищи. Новобранцы рассеяно бродили по территории, занимаясь своими делами. При этом намеренно поддерживалась такая атмосфера «армейского бардака», когда толком никто ничего не знает и не может дать внятный ответ.

Ближе к вечеру, когда кандидаты полностью расслабились, внезапно звучала команда «Построиться!». После построения, абитуриентам приказывали немедленно грузиться на грузовики, стоящие у ворот лагеря. При себе кандидаты обязаны были иметь все вещи и снаряжение. Инструктора, ухмыляясь, советовали с собой брать и гражданскую одежду – дескать, тренировочный лагерь находится на озере Кариба, недалеко от курортных местечек, и у курсантов будет возможность иногда отлучиться поиграть в казино либо перехватить пару пива в пабах. Многие брали.

С этой секунды, кандидатами командовала инструкторская группа, состоящая из 8 человек – одного офицера и семи сержантов, четверо из инструкторов были белыми, четверо – черными. На каждом новом отборочном курсе роль инструкторов исполняли новые Скауты – подразделения откомандировывали своих офицеров и сержантов по очереди. С момента погрузки в машины, все новобранцы, независимо от их звания, обязаны были подчиняться инструкторам. При этом офицеры регулярных и территориальных частей, а также сержанты регулярной армии сохраняли свои звания – к ним обращались по форме. Что касается сержантов и рядовых территориальных частей, то независимо от их званий, на время отбора к ним обращались «боец».

Этап отбора намеренно начинался с создания стрессовых ситуаций. Сначала курсантам предоставлялась возможность расслабиться, после чего их резко возвращали обратно в атмосферу «стой-там-иди-сюда». Тот факт, что капрал Скаутов рявкал, допустим, на лейтенанта-связиста, также не прибавлял последнему бодрости. Так что по пути в лагерь на тряских «Мерседесах» курсанты погружались в атмосферу задумчивости пополам с напряженностью. У многих начинали в голову закрадываться мысли, что предстоящие недели будут, скорее всего, сложными.

Отъезд грузовиков с кандидатами был точно выверен по времени. За несколько минут до наступления темноты (а в Африке она наступает практически мгновенно, как будто солнце просто выключили) грузовики останавливались у поворота на Чарару, в пяти км от аэропорта Кариба, и курсантам приказывали выгружаться. Все вещи сваливались в одну кучу, после чего офицер-инструктор обращался к кандидатам: «Лагерь подготовки Скаутов находится рядом, по дороге в Чарару, всего лишь в каких-то паре десятков километров. И это расстояние вы должны пробежать. Естественно, что все ваши вещи вы должны взять с собой. Да, да, все что вы набрали, чемоданы, сумки и т.д. Если кто-то из вас решит, что с вещами бежать тяжело, то можете их бросить – правда, в этом случае попрощайтесь с ними навсегда, поскольку подбирать их никто не будет. Мы с большим интересом будем ожидать вас в лагере – сегодня в ознаменование первого дня курса наш повар специально приготовил отборные стейки и уже поставил пиво на лед. Естественно, это угощение касается только инструкторов – но если кто изъявит желание бросить курс, то вполне может к нам присоединиться».

После этого офицер и несколько сержантов отбывали на грузовиках в лагерь. На месте оставались только курсанты, и два сержанта на одной из машин – на случай если придется подгонять отставших. И кандидаты начинали пробежку, длиной в 23 километра, неся все свои вещи на себе, стараясь не отстать и показать максимально лучший результат по прибытии в лагерь.

Сам лагерь был расположен в одном из живописнейших уголков долины Замбези, на берегу озера Кариба. Это место было одним из последних нетронутых цивилизацией – кусок дикой первозданной африканской природы. В непосредственной близости от лагеря бродили львы, буйволы и слоны. Как сказал один кандидат в Скауты, бывший Королевский морской пехотинец из Лондона, в изумлении наблюдая за слоном, который ломился сквозь заросли в 50 метрах от лагеря: «Это как в зоопарке…только без клеток». И это был, пожалуй, самый необычный лагерь подготовки специалистов во всей субэкваториальной Африке.

Лагерь носил имя Wafa Wafa Wasara Wasara. Это словосочетание в приблизительном переводе с языка шона значило «кто умер – тот умер, кто выжил – тот остался». По крайней мере, все Скауты с этим толкованием соглашались. Те 10-15% кандидатов, которые прошли курс и получили впоследствии заветный коричневый берет с эмблемой атакующей скопы (а также те, кто отсеялся в результате отбора), считали это место реальным воплощением чистилища.

Wafa Wafa на чишона значило «я умер, я умер!» - уже одно это название заставляло любого военнослужащего относиться к месту с подобным названием, по меньшей мере, с подозрением. Wasara Wasara, в свою очередь, не имело четкого перевода. Это скорее означало панические возгласы – когда, например, в центре крааля обнаруживалась стая разъяренных львов, то обитатели деревни вопили именно это. Поставленные вместе эти слова наводили на мысль о том, что кандидата в Скауты ожидает нечто совершенно ужасное – если уж лагерь носит такое название.

Когда наконец кандидаты прибывали в лагерь – некоторая часть отсеивалась еще на пробежке – то их глазам представала невероятная картина. В лагере не было ни казарм, ни палаток – только несколько примитивных basha, шалашей – и более ничего. Именно в них и предстояло жить курсантам. Рядом с шалашами была небольшая площадка утоптанной земли, с кучкой закопченных камней и углями – это была кухня. Правда, ни в этот вечер ни в несколько последующих, кандидатам не предлагали никакой еды. Курсанты были измотаны бегом – долина Замбези славилась на всю страну как место где жарко всегда – ощущали чувство голода и к тому же были свидетелями, как некоторые из их товарищей уже «сломались».

С этой минуты, как едко шутили инструктора, кандидаты навсегда прощались с жизнью – прошлой. Кандидатов намеренно выматывали, мелочными придирками доводили до крайних пределов, морили голодом и провоцировали на нервный срыв. Тот кто не мог это вынести или же не желал терпеть подобное волен был заявить об уходе с курса в любую секунду. Главным фактором – для инструкторов – было то, как человек себе ведет в любой ситуации. Все реакции кандидатов тщательно подмечались. Когда человек сильно устал и при этом голоден, то все наносное с него быстро слетает, и остается только то, что составляет его истинную сущность. С самого начала курсантов ставили именно в такие условия – начиная с неожиданной вечерней пробежки до лагеря – и инструктора намеренно продолжали увеличивать объем стресса, чтобы сломить в кандидатах дух сопротивления. Фактически эта была пытка голодом, физическими нагрузками и моральным давлением, рассчитанная таким образом, чтобы у человека не оставалось ни минуты перевести дух и задуматься.

Первые пять дней программа строилась по следующему расписанию. Кандидатов будили перед самым рассветом и до 7 часов утра они занимались физподготовкой – бегом или упражнениями. После чего следовала поверка и немедленно за ней – боевая подготовка: обращение с оружием и стрельба. Стреляли по всякому, патронов не жалея: с двух рук, из автоматического оружия, из пистолетов, неприцельная стрельба. Особое внимание уделялось методу, который у Скаутов назывался «беспорядочная» стрельба – метод принятый на вооружение практически всеми подразделениями РДФ, отлично себя зарекомендовавший в условиях засад противника.

Суть ее заключалась в том, что каждый солдат в патруле концентрировал свое внимание на секторе стрельбы перед ним, постоянно анализируя и просчитывая. Солдат обращал внимание на валуны, густые места в кустарнике, выступающие корни деревьев – и стрелял короткими очередями (по два патрона), в те вероятные места, где, по его мнению, могли бы прятаться террористы. Инструктора каждый раз выбирали новые места для «засад» размещая мишени в вероятных местах укрытия террористов. В результате за очень короткие сроки у курсантов развивалось некое шестое чувство – они подсознательно соображали, где сидят «террористы» и успевали всадить туда пару пуль, еще до того, как туда падал их взгляд. Каждый день завершался штурмовой подготовкой – преодолением естественных и искусственных препятствий, лазанием по канатам, причем с каждым днем высота только увеличивалась. С наступлением темноты тренировки продолжались – кандидатов обучали передвижению ночью, работе с компасом и картой, ночной стрельбе и базовым тактическим приемам.

Первые пять дней курсантам не давали никакой еды – никакой абсолютно. Инструктора напоминали им, что, вообще-то, еще в Инкомо курсантам был выдан суточный паек, но «крысиный корм», как правило съедался либо тогда же, либо в первый же день по прибытии, либо же бросался некоторыми во время первой пробежки до лагеря (в надежде, что в лагере будет еда). Питались курсанты тем что могли добыть в буше – съедобными ягодами, диким шпинатом, корнями, мелкими птицами или грызунами. Но и эту еду было добыть проблематично – необходимо было свободное время, а вот его-то у кандидатов и не было. На третий день один из инструкторов подстреливал бабуина. После чего тушу обезьяны вешали высоко на дерево перед шалашами кандидатов. Убитого бабуина не свежевали и не вспарывали ему брюхо – оставляли, как есть. Во влажном и невыносимо жарком воздухе туша очень скоро начинала гнить. Спустя пару дней, бабуина снимали, свежевали, выбрасывали внутренности, разрезали на куски и бросали в котел – вариться. Туда же летели и другие куски мяса из дичи, подстреленной инструкторами, и намеренно доведенной до такого состояния, что мясо из красного превращалось в зеленое. Естественно туда же в котел шли и черви, и личинки, отложенные в мясе мухами.

Это была первая настоящая еда для кандидатов, с момента их прибытия в Вафа-Вафа. Ни один человек от нее не отказывался, хотя запах и вкус, по словам того же Рейда-Дэйли, «были такими, от чего стошнило бы и стервятника и гиену».

Когда в конце 1970-х годов журналистов допустили в лагерь подготовки Скаутов, то они были ошарашены. Один из них обвинил Рейда-Дэйли в том, что тот преднамеренно пытается убить потенциальных кандидатов. На что майор (к тому времени подполковник) ответил: «Ничего подобного, это делается ради их же блага. Скауты на задании, в глубине вражеской территории, например в Мозамбике, могут находиться неделями без доставляемых припасов (в отличие от САС). И выжить они могут только на том, что будет у них под рукой. Случалось, что Скауты в ходе операции натыкались на тушу антилопы, которую задрал лев, но еще не успели пожрать гиены. Если они будут знать только в теории, что они могут это съесть – то они никогда ее не съедят». После чего Скауты-медики объяснили журналистам, что вопреки распространенному мнению, гнилое мясо вполне съедобно, если его тщательно проварить – хотя если дать ему остыть и разогреть снова, это может убить человека. На первых стадиях гниения в нем все еще содержится протеин и оно вполне питательно – в экстремальных ситуациях такая еда спасет человеку жизнь. Цивилизация отшлифовала человека и притупила его чувства – если обычному человеку предложить подобное блюдо, то его стошнит от одного только вида. Но для голодных и измученных курсантов похлебка из гнилого мяса обезьяны была равноценна стейку из самой лучшей мраморной говядины в ресторане отеля «Мономотапа» - они не испытывали абсолютно никаких проблем с едой, а многие даже просили добавки.

Как правило именно в эти дни происходил самый большой отсев кандидатов – выбывало около сорока человек. Курсантов постоянно держали в неведении относительно расписания занятий – это делалось преднамеренно, если человек хотел бросить, ему не препятствовали. После первых пяти дней, кандидатам начинала выдаваться еда – в ограниченных количествах. Одновременно инструктора поощряли инициативы курсантов по добыче съедобного материала в буше. Правда убивать крупных животных категорически запрещалось.

После четырнадцати дней, прожитых кандидатами в условиях сильного стресса и постоянного чувства голода, следовал трехдневный «марш на изматывание». Дистанция обычно выбиралась инструкторами с учетом рельефа местности, но всегда была в пределах 90 – 100 километров. То есть за день курсанты должны были пройти около 30 километров, но эти 30 километров были отмечены на карте. В реальности дистанция была немного больше, потому что кандидаты должны были идти по холмам, преодолевать ручейки и реки, продираться сквозь густой кустарник и т.д. Перед маршем курсантов разбивали на небольшие группы, каждую из которых сопровождал инструктор, внимательно следивший за поведением каждого из кандидатов. Каждому кандидату выдавался 30-килограммовый рюкзак с булыжниками. Все камни были покрашены ярко-зеленой краской – чтобы у курсанта не возникло искушения заменить по пути часть камней. Также перед началом марша и сразу же по его окончании, рюкзаки тщательно взвешивались – опять же, с тем, чтобы проверить, не выбросил ли кандидат незаметно пару-другую булыжников. Рюкзаки специально набивались камнями – эффект был рассчитан на то, чтобы кандидат постоянно помнил, что он тащит бессмысленный и бесполезный груз, что снижало его боевой настрой. Кроме того, курсант естественно тащил на себе свое вооружение и снаряжение. Так что общий полезный – или скорее бесполезный вес – у каждого курсанта составлял от 35 до 40 килограммов.

К этому необходимо добавить, что трасса марша была проложена в долине Замбези с ее постоянной запредельной жарой, способной довести неподготовленного человека до теплового удара за три минуты. Поэтическое название «долина» также не должно смущать – она была усеяна валунами, небольшими, но труднопроходимыми холмиками, оврагами, буераками и ямами. На марш курсантам выдавалось строго ограниченное количество воды. Если к этому добавить и то, что долина находилась в «поясе цеце», где укусы этих мух, а также москитов, мух-мопани и прочих насекомых способны довести человека до исступления, то неудивительно, что одолевшие марш впоследствии называли его highway to hell, дорогой в ад. На все три дня марша курсантам выдавалась 125-граммовая банка с мясом и 250-граммовый пакет кукурузной крупы.

Последние 20 километров – хотя курсанты были в неведении, что это последние 20 километров – марш превращался в марш-бросок: чередование бега и ускоренного шага. Перед этим этапом у кандидата отбирался его рюкзак, набитый камнями, но взамен вручался мешок с песком, чуть меньшего веса. Двадцать километров предлагалось покрыть за 2,5 часа – что было возможно при условии практически постоянного бега. Как правило, командир части, Рон Рейд-Дэйли, всегда старался присутствовать при этом моменте.

Когда курсанты доходили до финишной точки, из кустов неожиданно выступали инструктора и поздравляли их с успешной сдачей отборочного курса. Большинство кандидатов отказывалось верить словам Скаутов, считая, что этот очередной коварный трюк инструкторов, призванный сломить дух и заставить сдаться. Кандидаты, едва стоявшие на ногах, бранились и покрывали смеющихся инструкторов отборными ругательствами, пока наконец до них не доходило, что все экзамены действительно сданы. После чего многие плакали, а по словам Рейда-Дэйли, в такие моменты у него, неоднократно наблюдавшего подобное, тем не менее всегда щемило сердце от гордости за тех кто сдал.

После трех дней отдыха, потребного для восстановления ног – к тому моменту у всех курсантов ступни превращались в кошмар дерматолога – курсанты приступали к двухнедельному курсу выслеживания и выживания в буше. По его окончании, новоиспеченные Скауты из территориальных частей отправлялись домой, в ожидании вызова на задание. Те же, кто был в регулярных частях, направлялись в иной лагерь, для изучения собственно анти-террористических опреаций, т.н. «темная фаза». Лагерь копировал до мельчайших деталей типичный лагерь террористов в Мозамбике. Инструкторами там работали бывшие боевики ЗАНЛА и ЗИПРА, многие из которых перешли на сторону РДФ и прошли отбор в Скауты. В течение двух недель инструктора обучали новых Скаутов приемам псевдо-террористических операций, умению выдавать себя за настоящих террористов, обычаям, диалекту, песням, манерам и т.п. После этого Скауты проходили 3-недельную парашютную подготовку в Нью-Саруме и базе Гранд-Риф. Некоторые из Скаутов дополнительно проходили легководолазную подготовку и обучались прыжкам с больших высот. В среднем на подготовку квалифицированного Скаута уходило около полугода. По прошествии еще шести месяцев, наполненных постоянными тренировками и боевыми операциями, военнослужащий превращался в самую грозную боевую машину родезийских вооруженных сил, человека, способного выжить всегда и везде, разведчика, умеющего вести многодневное наблюдение, стрелка, поражающего любую цель, оперативника, которому под силу было любое задание – Скаута Селуса.